От переводчика
Я очень люблю читать рок-литературу: истории. биографии, публицистику. Однако, случается откроешь какую-то книгу, немного почитаешь и уже хочется её закрыть. Причина проста: плохой перевод. Дело не в том, что стиль хромает или перевод далек от оригинала, хотя и такое случается. Главное, переводчик не разбирается в предмете или, говоря рок-н-ролльным сленгом, лажает по-черному, садит мимо кассы. Короче говоря, не шарит в теме. Это выражается в исковерканных названиях групп, песен и альбомов (а в музыкальной среде такие вещи не принято переводить, если того не требует контекст).
Доходит до того, что переводчик не понимает какого пола человек – в английском языке есть имена, общие для мужчин и женщин. В памяти остался плохой перевод книги Ника Мейсона «A Saucerful of Secrets». В книге «10 заповедей рекламы», она хоть к сабжу и не относится, но в одной из глав переводчик умудрился обозвать группу Herman’s Hermits Германом Хермитзом. Неужели сложно посмотреть в Интернете? Не знаю…
Так вот, представляю на ваш суд свой дебютный перевод – автобиографию Кита Эмерсона «Pictures of an Exibitionist», потому что очень люблю творчество этого музыканта. Решиться на перевод меня сподвиг пример 
anton_yakovina, чей перевод книги барабанщика The Doors Джона Денсмора я с удовольствием читаю. Как я уже сказал, это мой дебют. Так что, ляпов и огрехов наверняка будет миллион, поэтому благодарю заранее за критику, особенно конструктивную. Ляпы будут скорее литературные и лингвистические, чем музыкальные – в этом я уверен на 99,99%.
Выкладывать буду по мере готовности отдельных глав, а их там много.
Ну, понеслась!
Кит Эмерсон. Автобиография
От The Nice до Emerson, Lake & Palmer – откровенная история человека, изменившего саунд рок-н-ролла
Слова благодарности
Моей матери, бодрой и энергичной в свои годы – успехов в её любимом саду, и отцу (хотя и покинувшему этот мир, но наблюдающему за мной с небес), бережно хранившим все газетные вырезки обо мне, которые и заложили основу данной книги (хотя я и мог оставить одну копию себе).
Крису Уэлчу, который написал больше рок-биографий, чем сыграл соло на ударных (и делал это весьма неплохо).
Уиллу и Кэнди Александрам, которые в своей неподражаемой манере снабдили меня таким объемом информации, что иногда это сводило меня с ума.
Брюсу Пилато, журналисту с большой буквы, за поддержку и конструктивную критику.
Супругу моей матери – Фрэнку Уэллсу (второй отец), также известному как Всезнающий. Ему следовало бы участвовать в передаче «Кто хочет стать миллионером».
Доктору Роберту Мугу, придумавшему инструмент, навеки связанному с прогрессивной музыкой.
Нилу Престону, известному фотографу, за фотографию на обложке.
Марку Эйзеноффу, за фотографии, когда пиротехнические эффекты едва не обожгли ему лицо, а также Мэри Энн Бёрнс, которой пришлось вскарабкаться на уровень третьего этажа, чтобы сфотографировать горящий орган.
Грегу Лейку – Голосу.
Карлу Палмеру – Барабанам.
А также Ли Джексону и Брайану Дэйвисону, коллегам по The Nice – надеюсь, вы останетесь моими друзьями после прочтения этой книги. Если нет – мой адрес: Аляска, Сноу Вью, 11439.
Джону Блейку – «Ты же не хочешь выпустить эту книгу, не так ли?».
Адаму Парфиту – позаботившемуся, чтобы книга вышла в свет.
Последнему по счету, но не по важности – моему менеджеру Стюарту Янгу, за то, что был поддержкой и опорой все эти годы.
Моим сыновьям: Аарону Уле Эмерсону, Дэймону Киту Эмерсону, а также их матери: Элинор Эмерсон.
Предисловие
Я решил написать автобиографию, пока другие не напишут полную ерунду обо мне. Решение пришло после того, как я обнаружил на чердаке родительского дома подборку публикаций о себе: я и только я должен написать эту книгу, пока в серии «Жизнь замечательных людей» не издадут жизнеописание Кита Эмерсона, естественно посмертно. Там всегда чего-то не хватает, наверное, последней главы. Надеюсь, мне доведётся написать еще не одну главу своей музыкальной жизни. Описанные в книге факты, имена и явки соответствуют действительности. Поскольку ничего кроме школьных сочинений прежде мне писать не доводилось, я глубоко признателен тем, кто вносил коррективы в процессе работы над книгой. Ваши имена упомянуты по ходу повествования.
То, что вы прочтете здесь, представляет собой подробный отчёт музыканта, прошедшего через все стадии «жизни в дороге» в духе Джека Керуака, со всеми ее достоинствами и недостатками. Это вовсе не значит, что у других истории лживые или выдуманные. Хотя… без художественного вымысла читать книгу было бы скучнее.
Повествование начинается с больничной койки, далее развиваясь в хронологическом порядке сквозь серию фактов и анекдотов – смешных и грустных, общеизвестных и очень личных. Кому-то они могут показаться слишком язвительными или приукрашенными, но именно так всё и было и, в какой-то степени, всегда будет.
Правда!
Я убежден, что расцвет современной прогрессивной музыки пришёлся на шестидесятые и семидесятые годы ХХ века. Время, когда у музыкантов была свобода выражения, а музыкальные корпорации не вмешивались в творческий процесс. Хотя моя книга – по сути, биография того периода, я расцениваю ее как послание человека, достигшего подлинного триумфа в своём деле. Послание тем музыкантам, кто хочет следовать своим собственным путем и достичь успеха… в конце концов.
Кит Эмерсон, 2003 г.
Поп-миллионеры
Бывший банковский клерк Кит Эмерсон… его группа продала в Европе больше пластинок, чем Rolling Stones. Теперь он скрывается в роскошном поместье в графстве Суссекс. ELP заработали 1 млн фунтов стерлингов во время последнего американского тура, который посетило 750 000 человек.
Daily Mail, 6 мая 1974 г.
Рок-звезда Кит Эмерсон, клавишник реформированной супергруппы семидесятых Emerson, Lake & Palmer, задолжал 145 000 фунтов стерлингов банку Barclay’s Bank.
Daily Mail, 13 июня 1993 г.
Во времена славы ELP, Кит Эмерсон был не прочь вырядиться в костюм броненосца. Он метал ножи в клавиатуру огромного Хаммонд-органа, боролся с ним, умудряясь при этом импровизировать на тему Аарона Копланда. Полная задница.
Журнал Vox, 1995
Come not, when I am dead,
To drop thy foolish tears upon my grave,
To trample round my fallen head,
And vex the unhappy dust thou wouldst not save.
There let the wind sweep and the plover cry;
But thou, go by.
Alfred Lord Tennyson
Когда умру, ты прах тревожить мой
Не приходи, напрасных слез не лей,
И над моей несчастной головой
Пустых похвал не расточай елей.
Здесь ветра свист, да крики птичьих стай,
А ты – ступай.
Альфред Лорд Теннисон (перевод Владимира Захарова)
Под лезвием ножа
Лос-Анджелес, 5 октября 1993 г.
Звонок телефона у изголовья кровати нарушил мрачное молчанье затемнённой комнаты и вывел пациента из мрачной задумчивости. После ночей, проведенных в панике, жалости к себе, струях холодного пота и беззвучных слёз, внезапное вторжение добило и без того истерзанные тело и дух.
Слова доктора Бассета в течение многих дней и ночей нависали надо мной как голодный стервятник, наблюдающий за своей жертвой. «Вне всякого сомнения, Вы должны это понять, и анализы проводимости нерва это показали – у вас обнаружилась большая разница в функциональности левой и правой руки».
Я не хотел в это верить, но продолжал слушать. Потеряв 25% слуха в правом ухе вследствие тяжелого рок-н-ролльного образа жизни, невероятно, что я мог до сих пор слушать.
«Я просто хочу играть», – всё, что я мог ответить.
Анализ проводимости нерва – процедура болезненная: иглы втыкают в руку и проводят по ней разряд тока. Столько страданий и без операции, на которую, возможно, придется согласиться. Мой друг и техник Уилл Александер, сопровождавший меня на эти мучительные процедуры, рассмеялся моему выпаду на усмешку медсестры в регистратуре: «Так это вы прославленный клавишник»?
«Ага! Надеюсь так и будет, когда выпишусь отсюда. Но если вы облажаетесь, тогда тоже прославитесь!»
В голосе доктора не было и тени сомнения. Не сомневался и я в своём жалком существовании без возможности играть.
«У Вашей правой руки очень большая проблема, и, поверьте мне, мы бы не стали прибегать к операции без всякой необходимости. Ко мне приходили студенты из Джульярда с жалобами на трудности в игре, рассчитывая на мою помощь. Но их проблема была в их головах, так что пришлось им отказать. Я не хочу сказать, что риск минимален, но если Вы ничего не сделаете, вам станет только хуже. Если вы согласитесь на операцию, по крайней мере, у вас будет какой-то шанс. Функциональность локтевого нерва правой руки сильно ограничена. Возможно, блокирован и лучевой нерв. Мы сможем выяснить это только во время операции».
Что ж, хорошая новость от доктора Бассета. Неужели годы молотьбы по клавишам сделали своё дело?
Я был разрушен – не только финансово, но и физически и морально. После 23 лет брака у меня осталась викторианская настольная лампа, диван и вращающийся стульчик. Мой любимый 9-футовый концертный «Стейнвей» превращается в трухлявые опилки где-то в портовых складах. Мотоциклы ржавеют и уже практически «убиты», а теперь надо мной нависла угроза того, что я никогда больше не смогу играть.
Телефон зазвонил снова. «Да, хорошо! Спущусь через 10 минут», – рявкнул я Карлу Палмеру.
Он не заслуживал такой резкости, учитывая, чего ему стоило довезти меня до больницы «Сидарс Синай», упуская шанс позавтракать «У Норма» всего лишь за 3 бакса.
«Я бы на твоём месте приклеил к груди бумажку с надписью: «Не забудьте, это правая рука, и в пятницу я играю в водное поло», – пошутил Карл.
Мне было совсем не до шуток, хотя мне нравится его своеобразное чувство юмора. Но я очень ценил его поддержку, больше чем когда-либо.
Мне уже предложили положить все драгоценности в сейф отеля перед тем, как лечь в больницу. Очевидно, лос-анджелеские воришки любят выбирать себе в жертву людей, накачанных транквилизаторами или обезболивающими. Поэтому я сдал свой «Ролекс» и брильянтовую сережку на хранение. После этого мы поехали – шутник и его пассажир, вцепившийся в свою правую руку и до сих пор сомневающийся, сделал ли он правильный выбор, отдавая себя во власть регенеративной технологии.
Моей правой руке уже изрядно досталось. Так, в 1988 году мне удалили ганглиеву кисту, в 1990-м вправляли сустав на мизинце. Удивительно, что я мог после этого играть, но теперь, по-видимому, наступил судный день, и я доверил свою судьбу одному человеку – доктору Бассету.
Карл пожал мою левую руку, пожелал удачи и я зашагал в сторону «Шуман Билдинг», изо всех сил стараясь скрыть свой страх. Сестра Хайди опять сидела в регистратуре, всё та же сестра Хайди, которая брала анализы крови за день до этого.
«Мы уже Вас заждались», – улыбнулась она, обнажая при этом вампирьи клыки. Как она может забыть человека с такими глубокими венами? Вряд ли я стал бы наркоманом. Ведя вниз по лестнице, сестра облачила меня в больничный халат, сняв предварительно всё остальное.
Мне надели пластиковый чепчик, чтобы спрятать длинный хайр, и я стал выглядеть как чокнутая миссис Моп (разновидность пасьянса – прим. пер.). Затем я прошел сквозь толпу больных в направлении ужасного вида каталки. В больнице нет места ни насмешкам, ни гордости. На самом деле, в американской системе стационарного лечения есть место только для заполнения больничных листов и страховых формуляров, а их там в избытке. Честно говоря, тогда мне было наплевать. Скоро мне предстоит наркоз в городе ангелов.
Лежу на каталке, жгут сжимает грудь как злобный питон, зажимы ЭКГ спадают с моей волосатой груди, наследию моего волосатого прошлого, что наряду с воспоминанием о моих глубоких венах вызвало удивление у сестры Хайди: «О, Вы такой толстокожий! Чего Вы так нервничаете?».
– Я бы сейчас с удовольствием оказался в другом месте.
– Вот и анестезиолог. Он вам понадобится, – сестра вышла из палаты, цокая каблуками.
Предпринимая последнюю попытку взбодрить себя, моя память стала перематывать пленку воспоминаний. Кнопка Play нажата, и я увидел Англию – длиннющая очередь в Norflok Club ожидает увидеть The Nice… это было на следующий день после инцидента с флагом в лондонском Альберт-холле… пушечные ядра, провозглашающие появление Emerson, Lake & Palmer на фестивале Isle of Wight в 1970-м… головокружительную сенсацию вращающегося в воздухе фортепиано на California Jam… рёв семидесятитысячной толпы на Олимпийском стадионе в Монреале после того, как я закончил играть свой концерт для фортепиано с оркестром.
Это была успешная карьера. Мне, бывало, говорили: «Ты всего лишь клавишник, до тех пор, пока можешь играть». Лента внезапно остановилась.
На меня смотрел человек с лицом, выражающем чрезмерную самоуверенность: такое выражение лица обычно носят, играя Бога на Бродвее. Он знает свои линии (роли) назубок, но тем не прочь отдохнуть денёк-другой перед тем, как попась в мои линии (вены).
Блаженная улыбка превратилась в оскал, так как верхняя губа прилепилась к зубам. Во рту пересохло от страха. Я добился лишь того, что произвел ложное впечатление, пытаясь делать вид, что мне очень нравятся больничные процедуры.
«У меня очень глубокие вены, и еще я не выношу вида иглы», – объяснил я слабо.
Мою шутку проигнорировали. Анестезиолог намеревался воткнуть иглу в мою руку любой ценой: «Я вам кое-что дам, чтобы вы успокоились». Он знает все линии своей роли в совершенстве, пытаясь найти линии моих вен.
– Чудесно! Как насчет хорошей порции коньяка? Смотри, а то я выпью то, что в капельнице!
Бьюсь об заклад, он и это пропустил мимо ушей. Глядя в медицинское назначение, я почувствовал, как пламя разливается по жилам: это драгоценная жидкость, в поисках нужного русла пытается прорваться через мышечную ткань под давлением насоса.
Наконец ему удалось отыскать вену. Я стараюсь не смотреть, но приходится. Больно-то как!
– Теперь всё в порядке?
Без ответа!
Боже! Надеюсь, я смогу играть после этого.
Вдруг мороз начал разливаться по руке – значит, все идет как надо. Гулкий рёв, напоминающий рой пчёл, раздался в моей голове, раздался …раз-дааался …дался, пока я цеплялся за осколки сознания …знания …знания.., безвольно проваливаясь, …беспомощный …в невесомость, …в бездну…звук колоколов… какофония… в… голове …голо …ве …голо …вее …голо …вее …веее …ееее …ееее …
