ELP дают прикурить
В организации фестиваля на острове Уайт ELP придерживались метода «1812», в отличии от Джони Митчелл, предпочитавшей просто бренчать на гитаре. Оба способа доказали свою эффективность, но я не мог отказать себе в разнообразии. «Картинки с выставки» требовали не только театрализованной постановки — от «Променада» до «Богатырских врат» музыка кричала: «Праздник». Мы, как и любой другой коллектив, который хочет произвести незабываемое впечатление в непростых обстоятельствах, намеревались затмить остальные группы самым эксцентричным выступлением.
Рокки оказался одарённым техником клавишных инструментов. В его квартире было так холодно зимой, что он, бывало, шутил, что может подхватить гонорею только для того, чтобы испытать затруднение при мочеиспускании. Слава Богу, чтобы работать с ELP, медобследование ему на надо было проходить, всего лишь тест на пиротехнику. Прогуливаясь по Кингз-роуд, мы обнаружили две древние пушки и убедили продавца одолжить их нам. Рокки раздобыл видавший виды грузовик, и мы загрузили тяжелую артиллерию в кузов, прикупив достаточно пороху. Гай Фокс (самый знаменитый участник Порохового заговора против английского и шотландского короля Якова I в 1605 году — прим.пер.) гордился бы нами. Затем мы направились на шумные, но пустынные земли в районе аэропорта Хитроу, надеясь, что шум от самолетов заглушит звуки взрывов. В наши дни вооруженный до зубов отряд по борьбе с терроризмом мигом окружил бы вас, если заметил, что вы поджигаете катапульту в сторону самолетов в окрестностях Хитроу.
Когда мы отволокли тяжёлые железные пушки на подходящее место, Рокки начал подключать заряды к запалу — полная кустарщина: куски провода, батарея, взрывчатая смесь. Нам обоим нужно было знать, сколько пороха использовать на шоу. В первый раз все прошло легко, пороха положили мало, провод вывели на безопасное место за низенький мостик. Рокки связал два провода, но результат разочаровал: получился небольшой хлопок с облачком дыма.
— Думаю, можно удвоить заряд. Ты согласен? — спросил Рокки.
Мы попробовали снова. На этот раз бабахнуло ощутимее, но, когда мы загрузили пушки обратно в грузовик, я сказал Рокки, что на концерте можно утроить заряд — это будет безопасно.
Остров Уайт планировался как событие 1970-го года. Британский Вудсток. Толпы фэнов заполнили паром, рекрутировали частные судна, вертолёты, аэропланы, — всё, что может подвергнуть маленький остров риску быть потопленным вместе с организаторами, музыкантами и публикой. Попытки крайне радикально настроенных личностей превратить фестиваль в бесплатное мероприятие, благодаря Edgar Broughton Band, в итоге походили лишь на периферийное облигато к главной сцене (облигато — партия инструмента в музыкальном произведении, которая не может быть опущена и должна исполняться обязательно — прим.пер.).
Площадь за сценой кольцом окружена трейлерами, использовавшимися в качестве гримёрок. И хотя не так много артистов выходило наружу, я так и не понял, почему столько народу ходило к трейлеру Sly and the Family Stone. Выступление Джони Митчелл прерывали выкрики тех, кто считал нужным дать свободу голосу менее вокальными средствами. EG Management намеревались поиграть мускулами перед менеджером The Who Биллом Кербишли. EG хотели, чтобы мы вышли как можно позднее. Темнота и освещение большими прожекторами придадут больший эффект нашему выступлению. Фестиваль вообще был обречен на всеобщую задержку. Я выбрал момент и объяснил Грегу, что на сцене будет установлен ножной переключатель, который ведет к пушке с его стороны, и не возражает ли он наступить на него в конце «Картинок»?
Ten Years After закончили свой сет на десять минут позднее из-за безумных оваций после удивительного десятиминутного соло Элвина Ли. Фактор десяти намертво прилепился к шоу, вероятно из-за того факта, что Англия собиралась переводить деньги в десятеричную систему. Не будет больше трехпенсовых монет, шестипенсовиков, шиллингов, полкрон и полфунтовых банкнот! Если и осталось какая-то валюта, то только по вине Рики Фарра (старший брат Гэри, который всё и организовал). После всего этого я снова зауважал Рики.
Как мы ни затягивали выход, всё равно пришлось начинать при дневном свете и без саундчека. С момента, как ELP начали играть перед огромным полем, заполненным морем тел, я почувствовал, что теряю связь. Звук, который мы производили, покидал сцену и гулял собственной жизнью. Ни обратной связи, ни определенной атмосферы в аудитории, которая производила впечатление огромного пикника. Перезвон из «Take a Pebble» казался таким же потерянным, как и ранние упражнения в «Dambusters» (популярный марш из одноименного кинофильма — прим.пер.). Играли мы на автомате, а фотографы со всей Европы облепили сцену в поисках удачного кадра. Сцена превратилась в их частный клуб, они разгуливали, где хотели, фотографировали, что хотели, а «пикник» казался размытым пятном позади.
Когда мы начали последний номер — «Картинки с выставки» — итальянский фотограф, чтобы снять меня, устроился на дуле пушки. Я глянул на Грега, возле пушки которого тоже выстроился отряд фотографов. У нас обоих были под ногами переключатели и факелы для пушек. По мере того, как мы подбирались к концу, я почти физически чувствовал, что если Рокки сделал всё правильно, большая часть европейских папарацци разлетится как обуглившееся конфетти.
«There’s no end, to my life, no beginning…», (Нет конца моей жизни, нет начала…) — пел Грег, а я представлял себе конец итальянских фотографов. Обе руки заняты на клавишах с обеих сторон, поэтому я мог просигнализировать об опасности либо криком, либо отчаянным кивком головы в надежде, что кто-нибудь уловит смысл. Но мои действия лишь приняли за муки оргазмического триумфального завершения настоящей рок-звезды.
«Life is death…» — волшебно пел Грег. Я заметил краткий просвет. После бессмертного «Death is life…» я наступил на переключатель.
Бумс!
Почти двести пятьдесят килограмм кованого железа дерзко появились перед публикой, шоковая волна отбросила пару фотографов в яму. Я заметил во взгляде Грега ужас. На какой-то момент я подумал, что он струсит поджечь запал, но он сделал это…
Бабах!
Публика медленно встала как один и начала аплодировать. Случилось ли это от того, что они были разбужены для очередной порции «дряни» перед выходом следующей группы, я не желал знать. Я вернулся в трейлер и безучастно смотрел перед собой. Люди подходили, чтобы поздравить, но мне было всё равно. Мне не понравились ни наше выступление, ни звук. Всё, что я хотел — убраться с острова, пока остальные не решили сделать то же. На очереди были The Doors, но к моменту их выхода на сцену, я запирал свои у себя в квартире. The Who начали играть только в три утра.
Реакция на дебют ELP получилась смешанной. Джеффри Кэннон из Guardian писал: «Самым впечатляющим актом были Emerson, Lake and Palmer, чье колоссальное выступление напоминало концерт Pink Floyd в Бате.
Я не в восторге от рок-адаптаций классической музыки Кита Эмерсона и был уверен, что его новая группа мне не понравится, когда он объявил «Картинки с выставки». Я ошибся.
Во-первых, маниакальное исполнение на синтезаторе Moog было удивительно талантливым. Ему удалось наэлектризовать музыку Мусоргского и без оркестра, создавая пространство удивительного порядка. К тому же, его аранжировка отошла далеко от оригинала.
Эмерсон сыграл «кремлёвские колокола» на синтезаторе, и два помощника вышли на сцену с горящими факелами и подожгли две пушки, установленные рядом. Последовал ошеломительный взрыв. Эмерсон доказал, что он, наряду с Pink Floyd, The Who и Фрэнком Заппой, является одним из самых успешных и претенциозных шоуменов рока. Он не адаптировал Мусоргского, он заново изобрёл идеи, вдохновившие Мусоргского».
Карл Даллас из Times остался определённо равнодушным: «… ELP обратили взор на «Картинки с выставки» Мусоргского. В поддержку шоу были добавлены синтезатор и две пушки, и визуальные эффекты зачастую привлекали больше внимания, чем само музыкальное содержание».
А рецензия Ричарда Грина, Чудища, была предсказуемой. Вероятно, наша встреча в клубе еще не стёрлась из памяти: «Если люди ожидали многого от них, если память о The Nice ещё сильна, нужно ли порицать трёх музыкантов — не совсем ясно. Но Emerson, Lake and Palmer не оправдали наших ожиданий.
И уровень музыкантов не низок — совсем наоборот. Кит Эмерсон как обычно ярок, Карл Палмер — гигант ударных, Грег Лейк мастерски поёт и играет на басу. И несмотря на это, как-то всё вместе не сработало.
Эмо играл на двух Хаммондах одновременно во время открывающей пьесы — «The Barbarian». Это большая вещь с множеством звуков, она полностью контрастирует с «Take a Pebble», гораздо более тихой, в которой Грег играет на акустической гитаре.
Сорокаминутный номер под названием «Картинки с выставки» восхитителен, шоумен Эмо полностью раскрылся в ней. Две пушки взорвали сцену! Он также играл на синтезаторе для пущего эффекта — это был, пожалуй, лучший из пяти номеров.
Люди требовали «Америку» и «She Belongs to Me», явно под впечатлением, что они слушают реформированную The Nice, но получили лишь версию «Рондо», которая не идет ни в какое сравнение с The Nice.
Они сыграли «Nutrocker» группы B Bumble, довольно неплохо, но слишком поздно, чтобы завести толпу. Ужасные вещи лучше не становятся, правда».
Джими Хендрикс выступал с Band of Gypsies в воскресенье, и всего лишь пару недель спустя, перед началом нашего британского тура, пришла новость. Он скончался 18 сентября 1970-го.
Эта вещь посвящается Джими.
Все это знали.
«Barbarian».
Вернемся в нашу обитель. Возбуждение поутихло, необходимо оценить будущее. Скоро выйдет альбом, запланирован британский тур — выглядит многообещающе, чтобы переехать в более просторную квартиру, у нас ведь скоро родится ребёнок. У меня не было выбора, кроме как отдать инициативу в руки Элинор. Но перед тем, как отправится на север по шоссе М1, поступил звонок от Тони Стрэттон-Смита.
— Фрэнк Заппа в городе, он остановился в отеле Кенсингтон Хилтон. Он хочет встретиться с тобой.
И вот я уже стучусь в двери его номера.
К моему удивлению, после часового глубокого обсуждения тактовых размеров, оркестров и авангардных композиторов, он дал мне фортепианную аранжировку, написанную Иэном Андервудом (один из участников Mothers of Invention – прим.пер.).
— Тебе следует выучить это, — сказал он.
Испытав глубокое удовлетворение от встречи, которая достигла такого уровня доверительности, что мне вручили редкий манускрипт, я поспешил домой и немедленно уселся за пианино. Это была очень непростая музыка, но я терпеливо работал над ней пока не добрался до последней страницы в надежде увидеть там логическое завершение. Пьеса как бы обрывалась, и Фрэнк написал: «Продолжение будет позже».
Несмотря на некоторую подозрительность в прессе, немало было и тех, кто оценил наши усилия. В ноябре семидесятого Крис Уэлч написал в Melody Maker: «Еще один триумф ELP. Им есть, что сказать. Весьма печально, что их пытаются задушить и опустить. Подайте им руку помощи (‘elping hand) и слушайте!».
Третий концерт группы получился не очень, но по сравнению с рок-фестивалями, он был великолепен. Звук контролировался, и мы могли видеть и слышать аудиторию. Сыграли мы так здорово, что в гримерку прибежал промоутер, обильно потея. Он умолял нас выйти на бис.
— Нам нечего больше играть, — сказал ему Грег, вылезая из концертного одеяния.
— Но вы должны. Они сходят с ума.
Я откинулся на спинку стула. Было слышно, как топает и свистит счастливая толпа. Понятно, что просто так нас не отпустят.
— Давайте сыграем «Nutrocker», — предложил я.
— Я больше не играю эту лажу, — рявкнул Грег.
— Пожалуйста, пожалуйста, вы должны вернуться, — молил нас промоутер.
Грег упрямился: «Нет! Мы отыграли концерт. Придётся оставить их».
Публика начала ритмично скандировать, встряхивая каждый кирпичик зала.
— Ну пожалуйста! — причитал промоутер.
— Не думаю, что у нас есть выбор, Грег. Давай выйдем и сыграем «Nutrocker».
— Мать её! — заорал Грег, схватив бас.
Когда мы появились на сцене, аудитория безумствовала. Вступление «Nutrocker’a» доставило народу несказанное удовольствие. Но, глянув на Грега, я увидел, что он играл, опустив голову и надувшись. Во мне начал расти гнев, если бы я не играл, то мог изрыгать пламя.
По окончании, не сказав ни слова, Грег швырнул бас и вылетел со сцены. Я последовал за ним. Схватив бутылку красного вина в гримерке, я разбил её о батарею и подошел с «розочкой» к нему.
— Ты мерзкая сволочь! Ты долбаная непрофессиональная сука! Никогда больше не делай ничего подобного!
Грег побелел и не мог вымолвить ни слова. Роуди вовремя вмешался и попытался удержать меня. Я продолжал выкрикивать «Ты мерзкий ублюдок!» в тональности фа, но меня вывели из зала к машине и доставили в отель.
На следующее утро, когда мы ехали на следующий концерт, я демонстративно смотрел в окно.
«Я думаю, если у нас возникнут разногласия после концерта, мы должны успокоиться, и только затем спокойно обсудить произошедшее в частном порядке», — произнес разочарованный голос басиста.
Я промолчал. «Nutrocker» стал нашим любимым номером в конце программы. Сингл с ним даже взошел на вершину хит-парада в некоторых странах Европы в 1972-м.
Инцидент внёс ясность и до конца тура мы хорошо ладили. Очень ладили.
Emerson, Lake and Palmer не были «женской» группой в плане, скажем Led Zeppelin. У нас было мало групи, потому что наша музыка не несла слюнявый романтизм, растапливающий девичьи сердца. Те, кто бывал на наших концертах, обычно приходил в сопровождении приятелей или мужей, нередко с неохотой.
Так что ссор по поводу противоположного пола не было, мы придумали правило, гласящее, что все женщины, «вовлеченные» в тур, становятся «общими». Если ты нарушал правило, то подвергался позору и тебя называли «частным» — частный Лейк, частный Палмер (игра слов — private lake – частное озеро, private palmer – частный паломник) и т.д., пока ты не восстановишь репутацию путем достойной компенсации. И хотя я намеревался оставаться верным браку, с другой стороны, я не хотел отставать от двух холостяков.
«Общее правило» по моим суждениям казалось идеальным: 1. Оно сохраняло меня от серьёзных отношений. 2. Оно не лишало привилегии рок-н-ролла (те самые выгоды, которые манили меня в этот бизнес).
Познакомьтесь с Розмари П. Хэмилтон (мы так и не выяснили, что означает П.). Розмари была очень любезной девушкой из хорошей семьи. Мы это заметили. Она утонченно одевалась, прилично говорила (когда рот не был занят) и даже работала на хорошей работе, когда не преследовала таких как мы.
В отеле мы бросали монету — в чьём номер будем развлекаться. Карл не был рад выбору, но резво убрал чемоданы и коврики для упражнений. Комната-мечта! Кто-нибудь спрашивал: «У кого есть носки?» (презервативы), и дело шло.
Розмари ловко владела обеими руками. Она могла делать минет и полировать яйца одновременно, пока «мистер Одноглазый посещал оптометриста». Если вы кинете пару палок, она сможет ими жонглировать.
На следующий день, проезжая по очередному шоссе на очередной концерт в фургоне с самолетными сиденьями, мы снова спрашивали: «У кого есть носки?». Мы передавали посылку с Розмари друг другу, перед автобусом с пенсионерами, направляющимися на природу. Пред ними предстала великолепная картина счастливой Розмари, скачущей у меня на коленях.
На следующий год во время гастролей по Англии, ELP были рады узнать, что Розмари присутствовала на концерте, и пригласили её за сцену.
— У меня серьёзные отношения, — похвасталась она.
Emerson, Lake and Palmer были убиты горем.
Беременность Элинор протекала хорошо, мы переехали в огромную квартиру в районе Хаммерсмит. Дом назывался Пэлэс Мэншнз, там было четыре гостиные, кухня, связанные двумя коридорами. Меня беспокоило, смогу ли я оплачивать проживание. 8 октября 1970-го Элинор поехала с нами на концерт в Брайтон. Прямо перед окончанием шоу отошли воды. Слава Богу, моя мама находилась рядом и помогала Элинор, пока мы играли на бис.
— Тебе стоит отвезти её в Лондон как можно быстрее, — сказала мама, когда я вышел со сцены. — Ребёнок вот-вот родится.
За час мы вернулись обратно в Лондон, ELP рисковали в любой момент превратиться в акушерок. Мы подъехали к дверям больницы святой Мэри Эббот (той самой больницы, где месяц назад скончался Джими Хендрикс). Когда Элинор доставили в родильное отделение, схватки вдруг прекратились. Акушерка-шотландка, объяснила, что такое иногда случается, и предложила мне посидеть где-нибудь… где угодно, пока схватки не начнутся снова. Я сдвинул два кресла и уснул около постели Элинор.
К утру шея затекла до невозможности, мне посоветовали идти домой. Они позвонят в случае чего, а если к вечеру ничего не произойдет, то искусственно начнут вызывать роды. В восемь вечера я приехал в больницу с магнитофоном с записью «Рондо». Под язык Элинор положили таблетку и… по местам!
Пока длились схватки, я массажировал ей спину и крутил кассету. «Ребёнок практически вышел», — сказал акушерка. Элинор кричала: «Господи, я этого не вынесу. Меня разорвет на части!»
— Пожалуйста, дайте болеутоляющее, — попросил я.
— Слишком поздно, всё вот-вот закончится. У неё получится. Давай, тужься, тужься!
— Держись! Осталось совсем чуть-чуть, — всхлипывал я над ухом жены.
— Аааааааааа… Аааааааааа!
— Гляньте, — ответила доктор. — Вы можете увидеть головку ребенка.
Я заглянул туда и увидел нечто, напоминающее массивную голубоватую выпуклость, как огромный геморрой между ног. Как можно вынести столь невообразимую боль?
С последним воплем наружу выполз тощий кролик, незамедлительно выдавший в воздух маленький фонтан. Слёзы выступили на глазах, я глянул вниз, и на одну короткую, но восхитительную секунду, два чистых, как небо глаза, казалось, осмысленно посмотрели на меня.
На свет появился Аарон. У меня родился сын, Аарон Оле Эмерсон.
«Недавняя волна критики в адрес ELP, вероятно, пойдет им на пользу. Группа настолько хороша, столько людей приходит в восторг от их музыки, что если бы их приняли сразу, то задержали бы их развитие.
Теперь они могут узнавать себя лучше в жестком и болезненном свете враждебных мнений. И они буду развиваться и завоюют расположение некоторых несогласных. Джон Пил назвал их «напрасной тратой таланта и электричества». Его возражения сильно напоминают потакание собственным слабостям. Основной недостаток заключается в волнении. С достойнейшей репутацией, Кит, Грег и Карл, скорее всего, перегорели. Проблема, которая со временем исчезнет, вызвала бурную реакцию у критиков, но она скоро уляжется, и больше людей начнут наслаждаться захватывающей и занимательной музыкой трио…
Вторая сторона открывается церковным органом в «Three Fates» (три богини судьбы), Кит исполнил собственный «призрак оперы», растворившись в прекрасном фортепиано — своей первой любви. Он углубляется в современную классику, если можно так выразиться, а иногда напоминает обезумевшего Стэна Кентона. «Tank» начинается в духе «Матерей» (Заппы), возносясь в небеса с помощью электропиано, если это тот самый инструмент! (на самом деле, клавинет — прим.пер.). Карл выдает соло на ударных, а затем на сцену выходит могучий Moog, звучащий как «Брабазон» (большой пассажирский самолёт в конце 40-х, начале 50-х — прим.пер.) или как летающая блэкпулская башня. И это правда — машины захватывают власть. Да, Кит один из немногих, кто способен выжать максимум из данной музыкальной лаборатории. Во избежание чрезмерной нагромождённости, появляется Грег с тихим фолковым голосом и акустической гитарой — ещё один триумф ELP. Им есть, что сказать и предложить. Для нас это будет трагедией, если их задушат или начнут вставлять палки в колеса недоброжелатели. Подайте им руку помощи и слушайте!»
Крис Уэлч, Melody Maker, 21 ноября 1970 года
Британское общество исторически разделено на классы: от нижнего до среднего и высшего, с различными вариациями. «Рокеры» необязательно происходили из низов, так же, как и «хиппи» из высшего класса, но как только своя ниша находится, ей остаются верной навеки. Конечно же, переходы иногда случались. Воспитанники Харроу (одна из девяти старейших престижных мужских привилегированных частных средних школ — прим.пер.) не были исключением. Несмотря на то, что они выделялись на фоне остальных в особый класс, «харроусцы» были выше всего этого.
Менеджмент ELP направил группу к одному из таких, щеголеватому джентльмену, для подписания страховки на растущее оборудование и имущество.
В моем владении находились: синтезатор Moog 1C, органы Hammond C3 и L100, два усилителя Leslie, усилитель PRO 900, два 100-ваттных усилителя Hi-Watt, клавинет Hohner L, фортепиано обычно доставались на местах.
У Грега: акустическая гитара Gibson J300, бас Fender Jazz Bass, модифицированный Telecaster, два 200-ваттных усилителя Hi-Watt, 4 акустические системы.
Хозяйство Карла состояло из: ударной установки Gretsch (на самом деле Ludwig – прим.пер.), семи тарелок Paiste, швейцарского каубелла (коровий колокольчик — прим.пер.), трех простых каубеллов, набора вуд-блоков (деревянный ударный инструмент — прим.пер.) и двух гонгов фирмы Paiste.
В качестве концертных звуковых комплексов мы использовали четыре совмещенных колонки LF, восемь колонок Vitavox, два мощных усилителя Crown DC 300, одиннадцать усилителей Quad 303, двадцатиканальный микшер, шесть мониторов WEM. Микрофоны: шесть конденсаторных AKG C451, шесть динамических AKG D224, четыре динамических AKG D12 и пять динамических AKG D190.
В целом, общая стоимость оборудования тянула на сто тысяч фунтов. Необходимость страховки была очевидной: концерты запланированы на месяцы вперед в разных уголках мира, оборудование путешествует вместе с нами.
Именно поэтому ELP обедали с Вилли Робертсоном.
Вилли можно поставить в вину изобретение термина «английский ланч». Он был не просто легендой ланчей, но достиг суперлегендарного статуса в то время, когда большинство людей уже выключали телевизор и выпускали кошку погулять. Во время завтрака у него не было подобной репутации, что вполне объяснимо. Вы сами не были легендой, если у вас нет возможностей работать с ним.
Вопросы страхования в сторону, он сделал нам предложение в особенном изысканном стиле: «Мои мальчики. Что может быть лучше, чем заключить сделку и закрепить вновь созданный союз в моём клубе?»
Я невинно поинтересовался: «Что за клуб?»
Незнакомом нам, за клубом Уигмор вела пристальное наблюдение News of the World (английский таблоид — прим.пер.). Отец герцогини Йоркской, майор Фергюсон, являлся завсегдатаем клуба. В конце концов, меня выделили из числа… Эмерсона, Лейка и Палмера. Хороший друг позвонил мне из Англии в Даллас и сказал, что они использовали старое фото, не очень удачное. Внутри все похолодело.
— Что они написали?
— Дай-ка погляжу, — сказал Эндрю Лейн. — А, вот. Цитата одной из девушек: «Кит был очень мил. Он подарил мне пластинку».
Я позвонил матери и предупредил о возможных пересудах.
— Ну что ж, теперь ты встанешь в один ряд с королевской семьёй, — съязвила она.
По поводу Вилли Робертсона и меня существует множество историй, но я расскажу только одну.
В начале восьмидесятых я увидел фотографию лисы в газете из пригорода Лондона. Несчастную и одинокую, её обнаружили на клочке земли, сжавшейся от ужаса лондонского транспорта. Обычно данное животное ассоциируется с сельской местностью, поэтому тот, кто нашел лису, решил, что она домашняя. Человек взял несчастное животное к себе домой в Уимблдон и позвонил в газету, где быстро напечатали объявление о помощи.
«Кто-нибудь может взять это бедное прирученное животное к себе?»
Будучи любителем животных, в своё время владея семью акрами земли в Суссексе, я ответил на объявление.
— Нам поступило шесть звонков. Можете рассказать подробнее о себе, где вы живете?
— Да, меня зовут Кит Эмерсон. У меня поместье с семью акрами земли в Чиддингли, графство Суссекс. Я с удовольствием позабочусь о лисе.
— Спасибо. Мы с вами свяжемся.
Через пять минут позвонил редактор газеты.
— Вы тот самый Эмерсон из Emerson, Lake and Palmer?
— Тот самый.
— Здорово! Мы бы хотели сделать из этого репортаж. Вот адрес… можете забрать лису завтра?
— Да! Без проблем.
Положив трубку, я вдруг вспомнил, что в это время у меня назначен обед с Вилли в очень эксклюзивном ресторане Мортон в Баркли-Сквер.
На утро я сел в свою спортивную машину Morgan Plus 8 и отправился по указанному адресу, поднялся по разукрашенной граффити лестнице многоэтажного дома. Меня ввели в маленькую гостиную, где к дивану была привязана лиса.
— Почему лиса привязана? Я думал, она домашняя.
— Он немного нервничает.
Пока человек пытался заманить лису в коробку, я заметил пару больших резцов. Я по достоинству оценил впечатляющий набор зубов и понадеялся, что их демонстрация — тоже признак нервозности.
— Я назвал его Роджером, — сказал добрый самаритянин. — Лис-Роджер, но теперь он ваш, можете звать его как угодно.
Я глянул снова на клыки, пытавшиеся прогрызть картон.
— Нет, Роджер — вполне милое имя, — сбивчиво ответил я.
Затем я потащил лису в двухместную машину и продолжил путешествие в Лондон. Припарковав Morgan, я осторожно вытащил коробку и понес её в офис Вилли.
— Добрая старая сигара! Что там у нас?
— Лиса, — я с гордостью показал содержимое коробки.
У Вилли сменилось выражение лица, оно стало похоже на просроченную рыбу. Содержимое коробки тоже не было радо видеть Вилли и оголило клыки цвета слоновой кости, чтобы показать своё отношение к происходящему.
«Его зовут Роджер… не беспокойся, он провёл утомительное путешествие в моей тачке. Если мы его оставим в покое, он будет в порядке».
Я перевернул коробку и вытряхнул Роджера на роскошный ковер, лежавший на полу офиса Вилли. Вилли отошел на почтительное расстояние, вернее сказать, закрыл за собой дверь и вышел на улицу, пока я привязывал Роджера к столу. Я уверил секретаршу, что если ему дать миску с водой и, по возможности, живую курочку, больших проблем не будет. Сами же отправились основательно выпить и закусить в Morton’s.
Обед закончился нескоро, мы обсудили всё, что может произойти в ужасном травматичном мире рок-н-ролла, и как это можно предотвратить, параллельно осушив значительное количество Пино Гриджио.
Весело вернувшись в офис пару часов спустя, мы едва не сбили с ног секретаршу Вилли, бормотавшую что, «с неё хватит». Воняло животными фекалиями, сшибавшими прямо со входа. Это не был едкий запах домашнего животного — больше похоже на сладкие кольца дикого животного, загнанного в угол и борющегося за свою жизнь до конца.
Роджер выглядел счастливее, освободившись от всего, что съел за последние несколько дней. Подобно картине Маука Эшера (нидерландский художник-график — прим.пер.), стол Вилли нарушал законы гравитации, стоя на трех ногах. Четвертая находилась в пасти Роджера, мне показалось, что лучше не пытаться вытащить её.
— Боже! — воскликнул Вилли, рассматривая море разрушений, обычно остающееся после таких, как Led Zeppelin.
— Прости пожалуйста, — сказал я, пытаясь запихнуть Роджера в то, что осталось от коробки.
— Боже! — воскликнул Вилли снова, обнаружив перегрызенные телефонные провода. — Мне нужно хорошенько глотнуть.
— Мне не нальёшь?
— Боже мой! По одной на посошок, мой мальчик?
Путешествие в Суссекс было осложнено тем, что Роджер норовил высунуть голову и посмотреть, где он находится. Я предпочел предоставить ему такую возможность, чем дать своей руке быть покусанной. Не каждый день увидишь волосатую рок-звезду в двухместной спортивной машине с лисой на пассажирском сиденье. Я первым срывался с места от светофоров, остальные водители просто не могли сдвинуться с места от удивления.
Наконец я добрался до дома и постарался устроить Роджера в амбаре. На утро амбар стал похож на офис Вилли, я начал сильно сомневаться в прирученности существа. Он всё-таки убежал, укусив меня за палец и сломав ноготь.
Наверно, это к лучшему, но я беспокоился всякий раз, когда в лесу устраивали охоту на лис и надеялся, что Роджер даст прикурить охотникам.
Во время британского тура мы продолжали придерживаться «общего» правила. Бывали небольшие нарушения, но в целом никто не жаловался. Грег с Карлом предпочитали соревноваться друг с другом, кто выкурит больший косяк, чем предаваться плотским утехам. Даже в таких условиях, если выдавалась возможность, приятно провести время со страждущими фанатками.
После концерта в Глазго мы пригласили двух девушек в номер. Карл обкурился больше, чем обычно, и девушки вытащили косметички из сумочек и нанесли макияж, пока он летал по параллельным мирам. Они так хорошо постарались, что после бутылки красного вина Карл напомнил мне первую любовь. Утром, в жесточайшем похмелье и даже не глянув на себя в зеркало, Карл нетвердой походкой спустился в ресторан позавтракать. Он всё удивлялся, почему люди так странно на него смотрели. И только позавтракав и отправившись в номер паковать чемоданы, Карл увидел себя в зеркале.
Череда небольших огоньков растянулась вдоль штрассе, определявшую черту города. Мы только что отыграли концерт где-то в Германии и возвращались в отель.
— Они жарят каштаны? — спросил Карл.
— Не думаю, просто одеты так, — ответил Марк Чезвик, наш тур-менеджер.
— Давайте остановимся и возьмем их, — ответил не глядя Грег.
— Шлюхи, — сказал водитель.
— Давайте остановимся и возьмём кого-нибудь, — повторил Грег, на этот раз заинтересованно.
— Кажется, у меня хватит денег только на одну. Я не успел обменять фунты на пфеннинги, — сказал Марк.
Мы остановились у следующего огонька, и женщина, одетая в свитер, брюки и сапоги, осторожно подошла к нам.
— Гутен абенд, — поздоровался Марк. — Школько стоен?
И хотя женщина не посещала академию Марселя Марсо, не сложно было догадаться, что доступны и другие виды услуг. Указывая на рот, она показала на пальцах, сколько стоит минет. Сжатие в руках пару воображаемых кубиков означало «полировку», секс показан парой танцевальных па и возвратно-поступательными движениями бедер.
— Сколько за всех нас? — спросил Марк, указывая на три лица в окне, застывших в ожидании.
Девушка засунула голову в машину.
— Привет, — весело воскликнул Грег.
Она с подозрением посмотрела на нас, а затем несколько раз раскрыла и закрыла руки. Марк посчитал движения немного меньше, и как бы подумав, выбросил несколько пальцев в порыве несказанной щедрости.
— Слушай, мне достаточно будет полировки, — сказал я.
Наконец договоренность была достигнута, и девушка села на колени Марка возле водителя. Пока мы возвращались в отель, девушка запаниковала.
— Нет! Нет! Нет! — она показывала на въезд в гараж.
Мы доехали до своего этажа на служебном лифте и бросили монетку.
— О нет, только не моя комната!
— Извини, Карл. Уговор дороже денег.
Когда я взял пиво из мини-бара, Грег уже был «там». Он так энергично двигал бедрами, что перещеголял свою обычную стойку на сцене.
— Кто следующий? — спросил Марк.
— Только не я, — сказал Карл, подстегивая свой член. — У меня, блин, не все поднялись.
— Тогда я пойду, — ответил я, не желая создавать затишье среди бури.
Вряд ли её можно назвать хоть немного возбуждающей, но после засухи жаловаться не приходилось. Нужно просто зарыть глаза и думать об Англии. «Полировка» всё-таки намного лучше, чем самостоятельное удовлетворение.
— Ок, теперь ты, — обратился Марк к Карлу.
Марк тщательно организовал вечер, поэтому он наш тур-менеджер.
— Нууу.., — протянул Карл, грустно уставившись на вялого друга. — Ты можешь заставить её снова одеться?
— Что?
— Она сняла одежду слишком быстро. Может, если она оденется, а затем медленно разденется, у меня получится.
Марк постарался объяснить проблему «леди», но она лишь смутилась. Её что — попросили уйти или продемонстрировать последние модели огненного одеяния? Глядя на многочисленную одежду на ней (чтобы не мёрзнуть на улице), нам показалось, что придётся ждать всю ночь.
— Я иду спать. Спокойной ночи, — ответил я, направляясь в свой чистый номер.
