Ветчина или сыр?
Декабрь 1970г., Швейцария
Вернувшись в отель, Грег заказал виски с колой. Мы начали разговор в баре, Грег не слишком горел желанием ехать в Америку. «Мы можем неплохо зарабатывать в Англии и Европе и жить счастливо, чем пытаться заработать состояние в Америке, — объяснял Грег. — В настоящий момент у нас тридцать тысяч фунтов долгов. В среднем только десять процентов групп зарабатывают в Штатах».
Сидя на борту DC9 (Макдонелл Дуглас DC-9, реактивный самолёт – прим.пер.), продиравшегося сквозь горы и облака, мы обсуждали, каким будет наш следующий альбом. «Меня всё больше вдохновляет современная музыка, чем классика, — рассказывал я. Карл схватил бумажный пакет, когда нас трясло над Альпами. — Есть пьеса, написанная в 1964-м году Хинастерой — концерт для фортепиано… ну очень круто…»
Американский тур не возбуждал. Для меня это означало не застать, как растёт Аарон. Но у меня выдался шанс побыть настоящим родителем перед отъездом. Элинор собиралась куда-то выйти и оставила нас с барабанщиком Иэном Уоллесом в качестве сиделок. До поры до времени дела шли нормально. Аарон мирно посапывал, Иэн курил марихуану, а я открыл бутылку вина. Мы слушали пластинку Фрэнка Заппы, когда вечеринку прервал крик «Уааааа!».
Аарон проснулся в жиже собственного произведения. Неожиданно для него вдруг стало холодно, и он потребовал смены белья для новых произведений. Я аккуратно поднял его из кроватки, положил на полотенце на полу и убрал липкую субстанцию.
«Ооо, — булькал Аарон, радуясь, что его маленький инструмент освободился от лишнего. — Гуг гуу биддл. Гидл буу даа».
— Ты это делал раньше? — спросил Иэн, затягиваясь из папиросы, чтобы забить запах.
— Нет, но я часто наблюдал за Элинор.
Я несколько раз подставлял Аарноа под кран, ставил его на сушилку, посыпал тальком и делал очередной глоток, пока Аарон счастливо ползал по полу голышом.
— Думаю, нужно его одеть, пока Элинор не пришла, — предположил Иэн, мрачно наблюдая за маленькой удаляющейся попкой.
— Ага! Хорошая идея.
В те дни еще не было штук типа памперсов. Пока мы нашли чистые пелёнки и попытались засунуть в них розовую попку Аарона, он с удовольствием принял игру.
— Послушай, ты можешь подержать его, пока я буду пеленать?
Иэн с неохотой вынул сигарету изо рта и исполнил просьбу. Аарон, обнаружив внимание к себе, зашевелился с энергией извивающегося угря.
— Держишь?
— Кажется, да, — Иэн был обкурен так, что решил, что он водопроводчик.
— Отлично. Мне нужно всего лишь застегнуть кнопки с двух сторон.
Маневр оказался опасным и рисковым. Наконец, я поднял Аарона.
— Вот! — воскликнул я с гордостью. И в тот же момент конструкция сползла до лодыжек Аарона, от чего он захихикал пуще прежнего.
Настал момент моей гордости. «Иэн, у тебя нет изоленты?»
— Не знаю, дай посмотрю в барабанах. На, возьми.
Я обмотал ребёнка так, что он стал немного походить на египетскую мумию.
Пока мы радовались собственной изобретательности и поздравляли себя с искусным решением, Аарон перестал смеяться. Насупленное выражение его лица, несмотря на младенческие годы, как бы говорило: «Погодите, вот вернется мама и у вас будут плаблемы».
Мы с Карлом часто проверяли способности друг друга читать с листа, сочиняя сложные ритмы в нестандартных размерах. Как-то он зашел ко мне в гримерку и показал рисунок.
— Какой это размер?
— Или 10/8 или 5/4. Для Фрэнка Заппы не имело бы значения.
По счастливому совпадению, ритм Карла совпал с остинатовой фигурой левой руки, над которой я работал в то время. Я отметил для себя, что стоит поработать в этом направлении по окончании тура.
Месяц спустя идея приняла форму, хотя и несколько странную. Я позвонил Грегу.
— Ты можешь приехать? Я хочу кое-что тебе показать на фортепиано. Мне очень нравится. Там нет определённого ритма и размера.
Через час в дверь позвонили, и я ввёл Грега в музыкальную комнату. «Я работал над темой с тех пор, как Карл мне показал замысловатый ритмический рисунок. У меня создалась картинка, что мы создали огромное полотно звуков, бросающее вызов традиционным структурам. Там не будет одного размера и ритма, но в целом эффект от нас троих должен быть продуктивным».
Неожиданно я осознал, что мои слова не возымели никакого эффекта. С подобным успехом я мог объяснить концепцию «штепсельной вилки-оригами» рыбе. Я неловко развернулся и начал молотить по клавишам. Закончив, я повернулся к Грегу, который так же безучастно смотрел на меня.
— Ну?
— Я думаю, если ты хочешь играть такую музыку, делай это на сольном альбоме.
Я был… т.е. я не был готов записывать сольный альбом, но раз он заговорил об этом…
— Но я хочу, чтобы МЫ сыграли это. Я знаю, что звучит непросто, но эффект выйдет грандиозным, когда мы втроём сыграем пьесу, — взмолился я.
— Я совсем не заинтересован в таком, — сказал Грег, развернулся и вышел прочь.
Я набрал номер Джона Гейдона.
— Всё! — сказал я. — Группе конец! Я пересказал ему события последнего часа.
— Но вы не можете развалиться сейчас, из-за каких-то мелочей!
— Можем. Извини, я не хочу работать с таким негативным отношением. Мне и первого альбома хватило!
— Ладно, давайте соберёмся завтра и трезво обсудим создавшуюся ситуацию, — и Джон повесил трубку.
Затем я позвонил Карлу.
— Ты помнишь тот рисунок в 10/8, 5/4?
— Какой? Ааа, да-да.
— Я написал музыку под него.
— Круто!
— Не так уж и круто. Я только что сыграл ее Грегу, который не захотел иметь с этим ничего общего.
— Как он может так, даже не попытавшись? То есть… я её даже не слышал… А моё мнение никого не волнует?
— Именно. Прости Карл. Я не думаю, что могу продолжать играть с вами. Джон хочет, чтобы мы собрались завтра, но я слабо верю в счастливый исход.
Следующим вечером я приехал в офис Джона и вошел в атмосферу, будто они съели тухлую рыбу. Дэвид Энтховен, Карл и Грег успели переговорить, но по выражению лиц, далеко не продвинулись.
— Что у тебя за пьеса, которая так важна? — спросил Джон участливо.
— Всё, что я хотел сыграть с этой командой. С нашими возможностями мы можем затмить любую группу, сыграв эту вещь. Возможно, Грег и прав, настало время начинать сольный альбом.
— Она совсем не коммерческая, — возразил Грег.
Я услышал в его голосе жалобные нотки. Я выдвинул свой аргумент: «Унисоновая часть в «21st Century Schizoid Man» тоже коммерческая? Нет! Но она стала большим хитом King Crimson».
— Но это песня!
— А кто сказал, что моя тема не может стать песней?
— Когда ты доиграешь до конца весь этот эзотерический мусор, в зале, блять, никого не останется, — умолял Грег.
Вмешался Дэвид: «Грег, а в чём проблема хотя бы попробовать?».
— Да, — воскликнул Карл. — Я вещь даже не слышал. Может она и полная чушь, но я думаю, что сомнение в данном случае трактуется в пользу маэстро.
— Поверь мне, это не правильное направление для нового альбома, — ответил Грег.
— А какое оно? Ты что-нибудь уже написал? — поинтересовался Джон.
— Нет, но…
— Ну и что нам терять? Попробуйте завтра в студии.
— Я скажу тебе, что терять — студийное время, записывая хлам. Вот, что, нафиг, терять!
— Вам придется играть в любом случае, потому что слишком поздно отменять бронь, — ответил Дэвид.
Так всё и произошло! На следующий день Эдди Оффорд сразу ретировался в аппаратную. Он почуял грозу в атмосфере, которая может сама управлять 16-дорожечным пультом. Грег выбрал нужный карандаш из обширной коллекции и открыл новенькую нотную тетрадь.
— Какие там ноты? — спросил он, надувшись.
Вряд ли бы кто-то пожелает с таким отношением отправиться в вояж в неизвестность, вцепившись в борта корабля, который всё равно потонет. Но дыры нужно заделывать.
— Фа… Си бемоль… Ми бемоль… Си бемоль… Ля бемоль… Ми бемоль…
— Погоди! Дай мне сперва первый кусок выучить, — Грег упражнялся до необходимой скорости, а затем записывал новые ноты.
Я проигнорировал тот факт, что он писал свою часть заглавными буквами на нотном стане. С таким же успехом можно писать и на чистом листе бумаги. Что ж, так хоть можно проследить, что записаны правильные ноты. Последующие куски разучивались в сходной манере. Два дня спустя музыка было полностью переложена, и мы приготовились к записи. Ушли тучи сомнения, Грег полностью отдался работе, у которой даже не было названия.
— Добавь туда синтезатора! Карл — гонга сюда!
Я вздохнул с облегчением. Меня не волновало, кто сидит в кресле продюсера, моя безумная композиция пошла дальше, чем я рассчитывал. Первая песня, в которой по моему расчёту споёт Грег, пришла быстро. Но я опасался, что изменения испортят дальнейшее развитие. Основное трезвучие состояло из нот си бемоль, ми бемоль и соль в тональности до, неожиданно переходящее в до-диез — именно это меня беспокоило. Как оказалось, зря. Моих вокальных воплей под те же аккорды оказалось достаточно, чтобы настроить людей на нужный лад. Покатило хорошо, и в результате альбом «Tarkus» был записан всего за две недели! В качестве награды мы экспромтом сыграли рок-н-ролльный номер «Are You Ready, Eddy?» в честь нашего инженера Эдди Оффорда и его 16-дорожечного агрегата.
Во время записи в студии Advision, леди, приносившая чай, имела обыкновение появляться в самый неподходящий момент, громко спрашивая на своём гнусавом кокни-акценте, напоминавшем рядового Добермана из сериала «Bilko». Её предки были родом из Греции, и она питала слабость к узо (греческий алкогольный напиток — прим.пер.), а вовсе не к листьям и кипяченой воде, которые она готовила в студийной кухне. Неудивительно, что она вломилась на нашу вечеринку, предварительно глотнув из бутылки, спрятанной под раковиной. Сунув голову в студию, она проскрежетала: «У них есть только ветчина или сыр (‘am or cheese)», имея в виду магазинчик на углу Госфилд-стрит.
Карл очень точно её изобразил и позвал леди в студию, чтобы она произнесла эту фразу в микрофон.
— They’ve only got ‘am or cheese, — сказала она сквозь нос.
Группа чуть не лопнула со смеху, а она гордо покинула студию. «Эй! Я попаду на пластинку?»
Мы кивнули.
— Погодите, пока я не скажу внукам, — и она направилась в кухню отпраздновать очередным глотком из-под раковины.
Во время обеда я заехал в студию и увидел, что все собрались вокруг картин молодого студента. Глядя поверх спин, я мельком увидел нечто похожее на броненосца с оружием, произрастающим прямо из него. Грег познакомил меня с художником — Уильямом Нилом. Наши взгляды с Грегом сошлись, что музыка совпадает с образами Уильяма Нила. Грубые, научно-фантастические, анти-дарвинистские. Чем больше я смотрел, тем больше музыка срасталась с картинами и наоборот.
На следующий день по дороге из Суссекса я придумал имя центральному персонажу картин Нила. Оно может базироваться на образе выдры по имени Тарка (роман английского писателя Генри Уильямсона «Выдра по имени Тарка» — прим.пер.). По дороге я подобрал более правильное название. Таркус звучало очень выигрышно. Я предложил имя Грегу. Ему понравилось. Картина вдохновляла нас при живой записи «Картинок с выставки», пользовавшихся большим спросом.
Мы выбрали ньюкаслский Сити Холл, будучи уверенными, что там нам окажут горячий приём. Я надеялся, что мне удастся использовать их церковный орган. Разрешение дали после того, как я пообещал профсоюзу, что не буду втыкать в него ножи. С записью живого выступления возникли сложности. Если я собирался играть вступление «Прогулки» на консоли духового органа, мне потребуется несколько секунд, чтобы добежать до сцены. Карл предложил в этот момент продемонстрировать навыки в выбивании пресс-ролла одной рукой, чтобы я как угорелый успел добежать до клавишных к началу «Гнома».
Грег кое-как согласился прослушать записи. Он боялся, что из-за классического содержания ELP начнут сравнивать с их завязью — The Nice. Он не хотел, чтобы «Картинки» отвлекли внимание от второго альбома. Неотредактированная запись соперничала с «Таркусом», который находился на стадии подготовки. Найденный компромисс с точки зрения бизнеса не имел никакого смысла. «Pictures at an Exhibition», записанный за один вечер за небольшие деньги в Сити Холле, будет продаваться за пол-цены студийного альбома.
После выхода «Tarkus» Atlantic захотела узнать больше о «Картинках», которые попали в топ чартов Англии и импортировались в Штаты в больших количествах. Atlantic не хотела оставаться в стороне и пожелала поиметь свой кусок пирога. Они не согласились с низкой ценой и боролись за полноценную стоимость пластинки. Но в какую категорию отнести? Это ни рок, ни классика. Они в какой-то момент решили издать альбом на своей дочке — Nonsuch Records – но спрос был настолько велик, что даже нью-йоркская радиостанция WNEW играла её целиком, и «Картинки» поставили в рок-секцию.
Мы всё-таки приехали в Штаты и сделали это! Единственная разница состояла в том, что нам всего лишь нужно было прилететь, сыграть и продать майки. Мерчендайзинг находился тогда в зачаточном состоянии, собственно, как и вся звукозаписывающая индустрия. Ахмет Эртегюн (президент Atlantic Records) скажет в интервью радио ВВС в 1989 году: «Они были очень авангардной группой. Первая вещь, которую я услышал, звучала очень экстравагантно. Но оказалось, что у такой музыки есть своя аудитория, которая росла. Кит Эмерсон — особенный талант, который далеко обошёл своих соотечественников, играя на электронных инструментах».
Хит-сингл не имел для меня значения. Если и нужно выбирать, я бы предложил «Knife Edge». Но когда мы подъезжали к Манхэттэну, то услышали завершающее соло из «Lucky Man» по радио, а голос Скотта Муни произнёс: «Это был первый сингл новой группы, Emerson, Lake and Palmer».
— Эээ? — я повернулся к Грегу за объяснениями.
Он лишь пожал плечами. Можно ли меня простить за подозрения в закулисных играх? Неужели нечто происходит за моей спиной?
Я не стал делать из этого проблему, просто отметил для себя, что записывающая компания ведет себя неподобающе, о чем намеревался при первой же встрече сообщить.
Я думал об их выборе. «Lucky Man» был плох тем, что не показывал всего, что мы делали — того могучего звука, что мы производили втроём и чем могли по праву гордиться. Нас и так поставили в один ряд с Crosby, Stills, Nash and Young – такой же набор имён. Какие-нибудь Иванов, Петров или Сидоров могли легко спутать нас с CSN&Y из-за многочисленных вокальных гармоний. Кроме того, как мы будем их петь на сцене? Мы с Карлом пели так плохо, что даже глухие не захотят читать по нашим губам.
Ахмет Эртегюн воплощал собой стиль, манеры, красноречие и грацию, которые могли запугать кого угодно. Он никогда не пользовался этим специально, но являлся ходячей энциклопедией всего, что рок-индустрия переняла от джаза, блюза, фолка и соула. Он открыл и записал огромное количество легенд, в частности моих джазовых кумиров — Чарли Паркера, Дюка Эллингтона, Мид Люкс Льюиса. Я прислушался к его словам, когда он объяснял мне разницу рынков Америки и Англии.
— В Англии ситуация очень разнообразная. На одной неделе в хит-парад могут попасть поющий почтальон, футбольная команда и хор монашек. На следующей — Пинки, Перки и Led Zeppelin. Здесь же всё категоризовано, что делает отгрузку пластинок более эффективной. Мы хотели простейшую, прямолинейную запись, чтобы радиостанции легко могли вставить её в плейлист. Если «Lucky Man» продолжит звучать так же часто, как и сейчас, люди толпами повалят на ваши концерты. Когда они сядут в кресла, вы можете им играть, всё, что вам в голову взбредёт.
— Но мы не сможем воспроизвести песню, как на записи. У нас только один вокалист.
— Не волнуйся. Если «Lucky Man» станет хитом, вы её хоть на балалайке сыграйте, народ примет на ура.
После пяти разогревочных концертов в трудноописуемых местах, нам удалось попасть в Филлмор Ист вместе с Edgar Winter’s White Trash. Вскоре зал закроется. Билл Грэм говорил, что устал от рок-бизнеса, но к нам отнёсся очень тепло.
— Господи, они великолепны, — орал фэн в ухо Криса Уэлча после нашего первого номера. За первую неделю мая мы продали сорок тысяч копий в Америке и находились на пути к первому золотому альбому.
