Вы читаете интервью, которое группа Gentle Giant дала журналу ZigZag, № 51 (часть 6, № 1, апрель 1975 года). Интервью расшифровано Паалом Йенсеном и Гейром Хаснесом. Фрагменты опубликованы в буклете к сборнику «Giant Steps».
Автор: Пол Уэйр
До недавнего времени группа Gentle Giant являлись одной из немногих, если не единственной группой, заслуживающей звания «крупнейшая британская неизвестная группа». Ты получаешь удовольствие, когда впервые идешь на новую для себя группу, и находишь добротный профессиональный коллектив с четырехлетней историей, пятью альбомами и постоянной аудиторией в две тысячи человек.
Когда я учился в колледже, друг-однокурсник сказал: «У меня есть подруга, которая знает группу под названием Gentle Giant, и она говорит, что они невероятно хороши. Ты что-нибудь слышал о них?» Я лишь весело ответил «нет». Два года спустя (январь 1974) я сидел в баре куба Marquee с самым волосатым фолк-контрабасистом по имени Брилло. Мы обменивались эпитетами в отношении группы Capability Brown (они еще своё покажут, я вам скажу), и тут он начинает бредить об этих Gentle Giant. Брилло свято убежден, что на них обязательно нужно сходить. Тем временем, по дороге в шато – тут явно вмешались космические силы – мой родной брат по рекомендации друзей купил альбом Gentle Giant под названием «In a Glass House». Ваш покорный слуга ошеломлён и вскоре собирается в Бирмингем на их концерт.
Более тщательно аранжированной музыки нужно ещё поискать, и я вообще поражен, что СМИ так решительно игнорируют группу с самого момента её создания. На дворе стоял март 1974 года и только с этого времени масс-медиа стали обращать внимание на Gentle Giant. Я видел их несколько раз и приобрел все шесть альбомов. В конце 1974-го автора приглашают написать историю Gentle Giant для августовского номера журнала и, несмотря на антипатию к огромным суммам денег, он соглашается. Я полагаю, он должен любить группу…
Это история о том, как двое обычных, ничем не примечательных парней по имени Рэй и Дерек (живших на берегу моря) научились играть гаммы, затем прошли через перипетии полупрофессиональных коллективов, пережили невзгоды манипулирования и выжили, чтобы сформировать группу своей мечты. Это история и о том, как барабанщика Джона Уэзерса обокрали в Уэльсе и регулярно били каждый вечер в Германии, а юный и нежный Керри Минниэр голодал в лачуге и писал издалека письма маме. Стоит немного упомянуть о Гэри Грине, хотя его не так сильно потрепало, как других… Он играл блюз и жил спокойной и благополучной жизнью с мамой и папой.
Первый эпизод: местные мальчики делают успехи
Рэй и Дерек Шульманы, как правило, говорят довольно много и зачастую одновременно, и меня даже подмывало записать всё, что они говорили, под одним именем Дерекирэй Шульман, но, к сожалению, высказывания типа «Рэй еще учился в школе» попахивают шизофренией. Наши герои в конце концов раскрыли тайны до-гигантских дней, что когда-то они назывались Саймон Дюпри и Большой звук (Simon Dupree and the Big Sound). Среди прочего нам даётся интересный взгляд на махинации поп-бизнеса шестидесятых.
ZZ = журнал ЗИГЗАГ
DS = Дерек Шульман
RS = Рэй Шульман
ZZ: Где же началась сага?
RS: Дерек и другой наш брат Фил родились в Глазго … В районе Горбалз. Семья переехала в Портсмут, когда Дерек был еще очень маленьким, потому что там гораздо лучше, рядом море, а Горбалз такой ужасный. Папа во время войны там служил.
ZZ: А кем работал ваш отец?
RS: Музыкантом… он был джазовым трубачом. Я родился в Портсмуте… Мы выросли в обычном доме на Истни-роуд в городке Саутси. Рабочий класс. Отец каждый вечер играл на концертах, а днём работал коммивояжером. Ешё он давал уроки музыки, поэтому в доме всегда было полно музыкантов и прочих бездельников среднего возраста.
ZZ: На вас как-то повлияло окружение?
RS: Должно быть повлияло – когда дома полно музыкантов и инструментов… Я начал учиться играть на трубе в пять лет только потому, что труба всегда валялась под руками, а когда мне исполнилось семь лет, взял скрипку. Нас заставляли практиковаться минимум час ежедневно, а нам на самом деле хотелось пойти погулять. Я полагаю, это хорошо, что так вышло, и в итоге я захотел играть… Формально музыке я не учился. Я любил музыку и пение, и папа купил мне электрогитару, когда мне исполнилось десять… В нашей самой первой группе я тренькал на скрипке, Дерек на гитаре Shadow Vox… 320 фунтов… через радиолу.
DS: Школьные друзья, подставка для пирожных в качестве тарелки и горшки вместо барабанов… Мне было шестнадцать, Рэю тринадцать… Мы прошли через все перипетии: кто-то должен был уйти из группы, барабанщик не достаточно хорош – хоть он и школьный друг – как я могу сказать ему, что он должен уйти из группы? Все в нашей гостиной!.. Наш первый полупрофессиональный коллектив назывался The Howling Wolves.
ZZ: Что за музыка?
RS: Конечно же, ритм-энд-блюз. Тогда рулили Stones. Мы играли раз в месяц, потом стали выступать в школе. У нас имелась только пара усилителей – никаких звуковых систем. Мы думали, что будем играть как Ventures, возьмём менеджера, поэтому попросили нашего брата Фила… А ещё фургон – менеджера и фургон. Приоритетом являлся фургон, но мы не могли позволить себе 25 фунтов, поэтому мы попросили нашего брата Фила стать нашим менеджером. Он был учителем в колледже, и он нашёл нам концерт за 18 фунтов, мы не могли в это поверить… Мы подумали, что он великий менеджер, он ведь ещё купил фургон. Группа стала называться Road Runners, мы стали играть больше и больше концертов, а затем решили, что нам нужен органист… и вскоре у нас у каждого появился усилитель, а Рэй первым приобрёл Стратокастер. Вот оно – Фендер!.. Я не мог в это поверить. Мы решили, что для аутентичного ритм-энд-блюзового звука нам нужны духовые, поэтому мы спросили Фила: «Можешь подудеть в саксофон?» А он сказал «ОК» и купил сакс… Это был серебряный саксофон фирмы Адольфа Сакса, или нет?..
DS: Он научился играть и стал делать некоторые номера с нами. Мы играли Джонни Риверса и Хаулина Вулфа. Поскольку Фил вошёл в группу, он не мог быть менеджером, но мы слышали о парне, который руководил другой группой в Портсмуте и устраивал им концерты в Саутгемптоне! Мы решили, что он хорош, поэтому попросили его стать менеджером, и он сказал: «Хорошо, но вы должны изменить своё имя на Simon Dupree and The Big Sound». Ну мы сказали «ОК», хотя звучало хреново. Он оказался не очень хорошим менеджером, поэтому наш шурин Джон Кинг, работавший продюсером на BBC, взялся за нас. Мы делали пять-шесть концертов в месяц за двадцать или двадцать пять фунтов, что вскоре нас перестало устраивать. Мы учились ещё в школе, но были действительно крутыми на юге и в Портсмуте. Джон отвёз нас в Бристоль, чтобы сделать демо-запись, и сказал, что это нужно для контракта. Мы подумали: «Чёрт, контракт!» Мы записали номер (в моно, я думаю) из нашего репертуара под названием «I See the Light». Это вещь группы Five Americans, мы её переаранжировали. Джон отвёз плёнку в EMI, и они попросили нас приехать для прослушивания. Мы отыграли часовой сет перед тремя продюсерами. Сейчас стыдно об этом вспоминать. Так или иначе, в итоге они подписали с нами контракт на пять лет. В те дни контракт на запись значил многое.
ZZ: Вы получили аванс?
DS: В те дни такого не было: получить контракт со звукозаписывающей компанией уже счастье. Мы обратились в агентство Артура Хау, сказали, что получили контракт со звукозаписывающей компанией EMI, и они взяли нас под опёку. Кто-то написал в газете полную туфту, что мы подписались за четверть миллиона фунтов или что-то в этом роде. Они включили нас в сборный тур с Beach Boys и Хелен Шапиро.
RS: Это было супер. Первый концерт прошёл Блэкпуле, а мы привыкли играть в клубах с 400 людьми и вдруг нас выпихнули в огромный зал на 2000 человек. Мы записали сингл «I See the Light», который добрался до 45 места в чартах. Радио «Кэролайн» и радио «Лондон» часто нас ставили.
DS: Я только что закончил школу, и мы начали играть по всей стране – пять или шесть вечеров в неделю. Рэй ещё учился в школе, а Фил преподавал. Эрик, мой школьный друг-клавишник, тоже окончил школу. Мы осознали, что зарабатываем по тридцать фунтов в неделю только на концертах. И стали профи в 1966-67 годах. А потом в течение двух лет мы лабали по клубах и танцевальным залам, создавали себе репутацию. Мы сделали «Resevations», добравшуюся до тридцатого места, и «Daytime Nightime», которая не пошла…
RS: Мы получали что-то вроде 300 фунтов за вечер, в те дни это были хорошие деньги, у нас имелся один фургон, один роуди и совсем немного оборудования.
DS: Мы попросили Джона найти нам хит, потому что писать собственный материал – дело неслыханное в те времена. И Джон пошел в Ribbins Music и взял песню под названием «Kites», которая нам показалась полным мусором. Мы сказали: «Нет, спасибо, мы не собираемся записывать это – мы рок-группа. Забудь». Он ответил: «Сыграйте для меня.» Мы нарочно залажали, он вышел с отвращением и сказал: «Вы должны записать её, иначе я не ваш менеджер». Мы согласились и за 2,5 часа сделали запись, снялись в Top Of The Pops и отправились в тур по Швеции. По возвращении секретарь из офиса сказала, что мы в чартах под номером двадцать один. Мы не могли поверить, что выстрелила баллада, а не другие вещи. Она поднялась до пятого места, мы съездили в еще несколько сборных туров. И хотя не по своей воле, мы стали более поп-ориентированными.
RS: К сожалению, мы слушали мнение других людей, нам не хватало воли, чтобы контролировать собственное будущее. У нас был гламурный имидж: рубашки с оборками и костюмы. Ирония в том, что до хит-сингла мы делали то, что хотели, а денег с выступлений не больно прибавилось. Мы получали на пятьдесят или сто фунтов больше, вот и всё. Мы были крутой рок-группой, и вдруг у нас сложился имидж на основе глупой баллады.
DS: Мы начали играть в кабаре, и это стало последней каплей. Мы потерпели ещё пару недель, а затем сказали: «Всё, давайте распустим группу». Вопрос решился в клубе «Фиеста» в Стоктоне и на следующем концерте в Бате мы сказали группе: «Сегодня вечером распадаемся». Для всех это был шок.
RS: Мы объявили, что это последний концерт, и они сказали: «Что вы говорите, у нас дела идут хорошо». А мы ответили, что не можем так продолжать. Это было полное дерьмо, в музыке мы больше друг друга не уважали – вот в чём дело.
ZZ: А разве ты не мог просто уйти из группы?
RS: Не совсем, потому что мы глубоко погрязли в ней, и Дерек был известен, как Саймон Дюпри!
ZZ: А ты давал интервью как Саймон Дюпри?
RS: Да, конечно, меня обычно спрашивали: «Каково иметь известного брата?»
DS: Я чувствовал себя не в своей тарелке, мне было стыдно. Издатель советовал мне, что говорить, я думал, он лучше меня знает. В конце концов мне надоело, я стал говорить неправильные вещи.
RS: Мы снимали специальные ролики, которые привозили в кинотеатры, где выступали. Говорил, что это подарок от «восточного поклонника», ролики потом пропали.
DS: Это попало в газеты, срам какой. Последний год выдался таким неудачным, но нам пришлось терпеть, потому что мы выпестовывали то, что окажется группа Gentle Giant. Мы распались в конце 1969 года, у нас было достаточно денег, чтобы отдохнуть год и собрать новую группу.
Эпизод 2: Входит Гигант
ZZ: Когда вы решили сформировать Гиганта? Понимали ли вы, какую форму он примет?
RS: Ну, мы знали, что не смогли бы продолжить с прежними музыкантами. Они ничего не предлагали. Нам приходилось учить их, что делать. Довольно неприятно получалось, когда мы могли играть на барабанах лучше, чем барабанщик, и даже на записи мы больше и больше сами играли, используя наложения. Глупо иметь такую группу. Перво-наперво необходимо заполучить музыкантов высокого разряда. Большая удача, что нам попался Керри [Минниэр], и он был первым, с кем мы связались. Он закончил Королевский музыкальный колледж, после отправился в Германию с группой Rust и переживал трудные времена – его обманули. Ни денег, ни еды, ни концертов, ему пришлось там жить четыре месяца, чтобы скопить денег и вернуться домой. Его родителям пришлось возвращать сына на родину. Мы нашли его вскоре по возвращении, он снимал комнату в Клэпхэме. Мы позвали его в Портсмут на джем-сейшн, и он прихватил знакомого гитариста. Неделю мы играли композиции друг друга и поняли, что Керри как раз тот человек, которого мы искали, но гитарист не подошёл. Мы немного нервничали перед тем, как сказать Керри, что этот гитарист нам не нужен, но оказалось, что он сам собирался сказать нам то же самое.
DS: Мы прослушивали гитаристов около четырех месяцев через объявления в Melody Maker, где сообщили: «Нужен гитарист для группы с контрактом, перспективами и т.д.».
ZZ: У вас уже был контракт?
DS: Нет, но у нас были предложения. Во всяком случае, мы искали гитариста и в конце концов нашли Гэри [Грина]. Он был примерно сорок пятым гитаристом, которого мы прослушали и единственный, кто попросил настроиться перед началом. Это нас ободрило. Мы спросили его, что он любит, и он назвал Фредди Кинга, Би Би Кинга и Soft Machine. Мы сказали: «Хорошо, а ты можешь сыграть это?» И он сразу сыграл. Он не особенно въезжал в нашу музыку, но хотел уйти от блюза и попробовать что-нибудь экспериментальное. У нас не было какой-либо цели – просто несколько композиций, которые мы написали за год. К тому времени группа состояла из шести человек, мы репетировали в течение шести месяцев, а затем приступили к записи первого альбома с прод.сером Тони Висконти. Мы заключили сделку с Джерри Броном на менеджмент и на запись с Vertigo. Это был 1970 год, появились King Crimson, Yes, мы шли в том же направлении. Альбом не наделал большого шума, но про нас узнали. Мы не знали, куда вдигаться при записи следующего альбома «Acquiring the Taste» Это был весьма экспериментальный альбом. Альбом получился на удивление хорошим, хотя самым странным. Тони к тому времени отошёл на второй план – он хорошо нас понимал, но мы принялись сами себя продюсировать. Фил и барабанщик Мартин не ладили, поэтому Мартин покинул группу, и мы приняли Малкольма Мортимора. Мы ушли от Джерри Брона, потому что ему не нравилось то, что мы делали, и мы договорились разойтись полюбовно.
RS: Мы выпустили альбом «Three Friends» и очень хорошо зарекомендовали себя во время гастролей по Европе с Jethro Tull. Мы отлично отыграли в Италии, Германии и Швейцарии, затем поехали с собственным туром по тем же местам. Предстояли гастроли по Британии с Groundhogs, и Малкольм попал в аварию на мотоцикле. Через неделю к нам пришёл Джон Уэзерс. Мы знали, что он хороший барабанщик, мы встречались с ним и раньше, но не знали, что он играл. Его появление изменило в группе довольно многое, потому что он был серьёзно настроен и крепко держал ритм. Предыдущие барабанщики не были такими педантичными, в итоге мы превратились в крепкий коллектив.
DS: Мы гастролировали по Штатам, а затем вернулись, чтобы записать альбом «Octopus», вполне успешный, особенно в Штатах. Отношения между Филом и остальными участниками группы ухудшались, и когда мы поехали в Италию, то решили, что он должен уйти, а нас останется пятеро.
RS: «Octopus» хорошо пошёл в Штатах, там мы провели очень приличный тур, и хотя дела шли неплохо, насчёт Фила не всё было хорошо, мы вернулись и записали «In a Glass House».
DS: В прошлом году мы мало работали из-за реорганизации, но в марте сыграли тур по Великобритании. Мы старались выдержать спонтанное настроение в текущем альбоме «Power And The Glory», записываясь за один или два дубля. Он очень хорошо принят в чартах Штатов, но двадцать тысяч экземпляров просочились до даты выпуска, так что должного впечатления не произвёл.
Эпизод третий: Блюзовый Гэри играет Грина
С помощью современной науки, мы направляем внимание на BBC, чтобы поболтать с другими членами группы об их надеждах, страхах и собственной истории. Первым сидит Гэри Грин с заложенным носом.
ZZ = ЗИГЗАГ
GG = Гэри Грин
ZZ: Начнём с начала.
GG: Я родился в Страуд Грин 20 ноября 1950 года. Прикольно получилось, потому что четырнадцать лет спустя я собрал школьную группу, и в ней участвовал парень по имени Остин Бигг, который родился в один день со мной. Дома я рассказал об этом маме, и она ответила: «Остин, что за странное имя. Я знаю только одного маленького Остина, и он лежал в соседней кроватке». Конечно же им оказался именно тот чудак – практически мы братья по кроватям.
Я вырос в Тафнел-парке на севере Лондона и ходил в смешанную начальную школу. Потом мы переехали, папа получил другую работу, он продавал ювелирные изделия, и мы уехали в Эссекс, я начал работать посыльным в коммерческой художественной студии с условием, что они будут меня учить хитростям торговли. За пятерку неделю я ежедневно тратил по 4 часа на дорогу, короче, я свалил оттуда и устроился посыльным в агентство Drake Personnel и в других скучных местах. В итоге я делил жильё с разными людьми в Брентвуде, дела шли плохо, я впал в такую депрессию, что начал отвечать на объявления в Melody Maker.
Прошёл миллионы прослушиваний, как-то даже поехал в клуб Pied Bull в Айлингтоне, а там эта команда, туча оборудования и надпись на бочке (бас-барабане) «Simon Dupree and the Big Sound». Я подумал: «Ооох, что я делаю?», потому что вообще про них не слышал. Мне казалось, что они играют соул, а я тащился от блюза и всё такое, но выяснилось, что они сменили вывеску! В газете они даже объявление дали не в рамке, а самое простое: «Нужен гитарист для именитых музыкантов». Я пришел и получил работу. Удивительно.
ZZ: Не странно ли играть музыку Gentle Giant после блюза?
GG: Нет, не совсем, потому что я играл блюз с пацанами в школе в обеденный перерыв, интерес к блюзу появился оттуда. Я продолжал играть на гитаре и не отходил от блюза, но я стал склоняться к джазу, так как мой папа джазовый фанатик, а брат имел миллион джазовых альбомов Дюка Эллингтона и других.
ZZ: Ты играл с другими группами до Гигантов?
GG: Да, с полупрофессиональными группами. Я образовал группу в школе, о боже, дайте я назову её, The In Sect (Каламбур: тот, кто в секте и на-секомое – прим.пер.). Тогда мы изменили название на The Outcry (Крик души – прим.пер.) – тот же состав, те же мелодии… После этого, у моего брата был друг, который по общему мнению дружил с Джоном Мейоллом, и ему удалось получить резидентство в месте под названием New Merlin’s Cave (Пещера Нового Мерлина) в Маунт-Плезант, и мы назвали группу Kokomo Phoenix. Кроме меня на барабанах в ней играл мой другой брат, ещё Джон Хокинс и бас-гитарист Дэн. Довольно хорошая группа была, Питер Грин приходил послушать нас, с нами выступал Дастер Беннетт, после чего на пару недель в наше место приехала группа под названием Fish Crook, и они попросили меня присоединиться к ним. Я согласился, и это была первая реальная полупрофессиональная группа. Хорошая группа. Жаль, никто не слышал нас, мы реально качали. Ники Коннелл на гитаре, Дес Фишер – мы репетировали на фабрике по штамповке пластмассы у его отца в Лафтоне. Кажется, мы немного поиграли в Эссексе, дальше всего мы добрались до Бридженда, типа выходной поездки с бутербродами – было очень хорошо.
Я бросил школу в пятнадцать лет. У нас был смехотворный выбор в школе. Мы должны были выбирать между столярной работой, искусством и музыкой – что-то одно. Я пошел в столяры, но класс был полным, и я отправился в класс музыки, там тоже не было мест, так что я выбрал рисование и провалил…
ZZ: Долго ли вырабатывался стиль музыки Гиганта?
GG: Сравнительно быстро, как ни странно, потому что большая часть материала была уже написана или частично написана? и мы несколько месяцев репетировали в Портсмуте. Очень экспериментальная группа. Я имею в виду, мы на самом деле не заботились, понравимся аудитории или нет. Просто хотелось уйти от блюза и выразить чувства, которые я вкладывал в блюз через другую музыку. Я думаю, именно это чувствовали Дерек и Рей, потому они вышли из поп-группы и были очень разочарованы. Керри вышел из Академии и был переполнен идеями, и с новой игрушкой в виде готовой группы, рвался к работе. Через пару лет мы нашли свой шаблон — я полагаю все нашли, на самом деле. Я не приложил к этому руку, видимо, из-за аранжировок, но это наша фишка.
Эпизод четвертый: Керри играет классику
Керри Минниэр родом из Западных графств, он владеет множеством инструментов. Если верить Брилло, он первым за десять лет закончил Королевскую академию со степенью в области композиции.
ZZ = ЗИГЗАГ
КМ = Керри Минниэр
КМ: Я родился в Солсбери, а затем переехал в Глостер. Я ходил в две школы – мама преподавала в одной, отец в другой, дома я чувствовал себя как в школе, понимаете, что я имею в виду? Непростая ситуация, потому что они вели себя слишком беспристрастно. Когда мы переехали в Бат, я прошёл три интервью после начальной школы: должен ли я пойти в среднюю школу или среднюю современную школу, потому что я находился прямо посредине. Они решили: «Хорошо, он проявляет интерес, он появился на всех трех интервью, он может пойти в среднюю школу». Неудачное решение, место оказалось непростым, но я нашел убежище в игре на литаврах в школьном оркестре.
Мне было семь, когда я начал играть на фортепиано. Мои родители постарались, они сказали: «Мы нашли учителя для тебя», поэтому я учил гаммы и так далее, в четырнадцать я тренировал левую руку, а затем… Нет, действительно, около пяти лет прошло, а между тем я просто пел (я пел понемногу, до того как голос сломался), мой отец был тенором, мы пели дуэтом. Я думаю, мне было шестнадцать лет, прежде чем произошли резкие перемены. Мне пришлось сдавать дополнительный экзамен из-за огромного количества экзаменов, чтобы перейти в шестой класс, так что пришлось заниматься музыкой, чтобы компенсировать баллы и мне это нравилось.
Я всегда интересовался музыкой, но экзамен заставил меня осознать, что я хочу слушать классическую музыку, изучать её, писать её, а затем я сдавал выпускные экзамены. Я подал заявление в разные университеты, чтобы изучать музыку, и получил несколько предложений, но предпочёл Королевскую академию музыки из-за имени, если быть честным. Мне сказали, что композиция должна стать моим приоритетом, поэтому в течение трёх лет я изучал композицию в академии, получил степень и двинулся по этому шероховатому пути.
Когда я учился в школе, у меня была группа, я начинал в качестве барабанщика, а затем переквалифицировался в гитариста, потому что я единственный, кто знал аккорды к «She Loves You». Пока я учился в академии, то не обращал особого внимания на поп-музыку, хотя был в курсе всего. Я ходил посмотреть на две группы – на King Crimson, а другими были Yes, в те ранние дни. Обе произвели впечатление. В первую очередь на меня произвёл впечатление шум. Я сильно интересовался джазом – примерно раз в год ходил на Ронни Скотта, что довольно хорошо, несмотря на дороговизну. Я думал, что буду преподавать, когда покину академию, и писать в свободное время. Но всё же сперва рискнул собрать группу. Я присоединился к команде под названием Rust и в конечном итоге застрял в Германии – без денег, без еды. Мне никогда не приходилось голодать до того, я жил на рисе и гуляше. Пока я приходил в себя, ребята связались со мной через общего друга, и я присоединился к группе в 1970 году.
ZZ: Оправдала ли группа твои ожидали?
КМ: Ну, всё было лучше, чем то, что я пережил, честно говоря. Мы делаем вещи на очень прочной основе. Худо ли бедно ли, но без неё нам не обойтись. В то же время поступило предложение за 20 фунтов, тоже довольно неплохое. Моё мнение о группе таково, что не так много групп, в которых я предпочел бы оказаться. Безусловно, ни о какой другой группе я не думаю. Надеюсь, что останусь верен классической музыке, я очень люблю её. Я бы не хотел просто слушать классику без возможности построить что-нибудь отдаленно напоминающее, понимаете? Но в данный момент это невозможно, потому что я в рок-группе, работаю с рок-инструментами и даже если вы попробуете написать материал под влиянием классики, то это не будет звучать здорово на электронных инструментах. Очевидно, что не принято писать классическую музыку с точки зрения рок-инструментов, но влияние обязательно будет. Я сознательно не пишу в классическом направлении, но надежда, что когда-нибудь сделаю это, остаётся.
ZZ: Легко перейти от классической композиции к написанию рок-материала?
КМ: Заняло около трёх лет, чтобы понять смысл. Только на «Octopus», когда Джон [Уэзерс] пришел, я по-настоящему проснулся, потому что он предлагал другой тип игры, которую я слышал или знал прежде, и до меня дошёл факт, что мы на самом деле рок-группа, и мы можем качать как самая настоящая рок-группа. Такому никогда не учили в Академии, об этом раньше я ничего не знал.
ZZ: Ты не находил Академию чопорной?
КМ: Академия – не самое крупное общественное место. Еда в столовой стоила дёшево, но не находилось никакой другой причины, чтобы оставаться там вне уроков. В целом, там работали и учились очень дружелюбные люди, но конкуренция довольно высока, особенно в наиболее распространённых инструментах, как скрипка и фортепиано. Придётся терпеть нападки, перед экзаменами принимают кучу лекарств, люди проваливаются и уходят, льют слёзы в коридоре и всё в таком духе, весьма забавно на самом деле.
Эпизод пятый: Погода прекрасная
(игра слов: Weather – по-английски «погода», прим.пер.)
Джон Уэзерс – не просто барабанщик, он является частью живой истории группы. Миссия важная, как Мраморы Элгина или Окаменелый лес. Он играл со многими легендарными группами, прошёл через разные излишества и тоже рассказывает непростую историю жизни. Я не могу ручаться за точность или вымысел следующего диалога, но по крайней мере он красочный. Это могло бы даже быть правдой…
ZZ = ЗИГЗАГ
JW = Джон Уэзерс
JW: Я родился в Кармартене, Южный Уэльс. Основные интересы: мотоциклы, драки и танцы – вот где я заинтересовался музыкой. Я ходил посмотреть на таких людей, как Джин Винсент, Даффи Пауэр, The Outlaws и Джерри Ли Льюис. Раньше у нас был большой танцевальный зал в пятнадцати милях от дома, и каждую субботу там играла большая рок-группа, приезжало много американских рок-команд. Я также провёл много времени в Ливерпуле у родственников, когда там Beatles прогремели. На самом деле первую работу в музыке я получил по причине, что все местные группы были очень заинтересованы во мне, так как я мог бы играть «Мерси-бит».
ZZ: И всё же, как насчет твоей истории в детском возрасте?
JW: Я только что сказал – пьянки и драки. Мы бухали, когда нам было одиннадцать или двенадцать. Я был не очень заинтересован в образовании – был этаким бунтарём. Я постоянно прогуливал школу.
ZZ: А что ты делал, когда тебе было пять лет?
JW: Ну, когда мне было пять лет, я уезжал и водил грузовики других людей. Нет, я научился водить в очень раннем возрасте, примерно в шесть, шесть с половиной. Там где я жил, была старая разрушенная оловянная фабрика со старыми грузовиками, которые еще работали, но дышали на ладан. И все дети катались на них и играли с бамперами. Это было восхитительно. Гоняли крыс, рыбачили… я не очень любил эти развлечения, слишком тихо для меня. Я предпочитал регби. Но самое сильное увлечение – модельки техники. Мне очень повезло: моя мать убирала в пабе, и владельцы были вполне обеспеченными. Их двое сыновей плохо себя вели, и всякий раз, когда они шалили, их мать брала модельки и отдавала моей маме, говоря в приступе гнева: «Отдайте их вашему сыну, он более достоен этого». В конце концов, у меня скопилось миллионы моделек, мы никогда не платили за них. Моя мать имела обыкновение приносить две или три модельки в неделю. Во всяком случае, до шестнадцати лет. Моя первая группа превратилась в профессиональную – какая глупость!
Мы получали около трех заказов в неделю за четырнадцать гиней. И мотались по всей Англии. Это была главная задача. В «Торкуэй» мы играли трижды в неделю, сутки занимало добраться до Кардиффа, приходилось останавливаться в каждом пабе на пути. Примерно через месяц от голода дело сдохло, так что я нашёл работу хронометриста, потом рабочего, когда понял, что ребята, с которыми я начинал, получали в три раза больше. Затем я собирался стать санитаром, главным образом потому, что мы играли в больнице, и я мог видеть, как туда-сюда бегали кошечки, и я подумал: «Господи, тут не так много мужчин и единственные санитары-мужчины были голубыми». Так что я решил: «Это мне подходит. Всё, что я должен сделать – это стать санитаром и трахаться каждую ночь».
Самая популярной местной группой были Eyes of Blue, их барабанщик ушёл, они попросили меня прийти на замену. Я начал играть постоянно и так и не стал медбратом, хотя и сдал экзамены. Я проработал в Eyes Of Blue с 1965 по 1970 год. Мы выиграли бит-конкурс Melody Maker в 1966-м – у меня до сих пор сохранился кубок. Это было худшее, что мы когда-либо делали. У нас была хорошая группа, но конкурс оказался поцелуем смерти. Рик Ганнелл владел агентством, уважаемый господин Ганнелл, и это был первый раз, когда мы столкнулись с обманом. После пары концертов (на афише писали «Победители бит-конкурса ММ 1966 года») агенты спросили: «Вам заплатить сейчас или отправить деньги в офис?» Мы ответили: «Писец! Берём сразу». По договру нам положено шестьдесят фунтов, а парень принёс сто фунтов и сказал: «Вот ваши бабки». Мы сказали: «Нет, там должно быть шестьдесят фунтов». Он вытащил свой контракт, там написано сто фунтов, мы — свой, а там указано шестьдесят фунтов плюс мы должны платить ему 10% со своих шестидесяти! Мы канули в Лету в конце концов, и я присоединился к Питу Брауну в Piblokto Mark III.
ZZ: На что были похожи Eyes Of Blue?
JW: На всё. Мы начинали как группа, играющая соул – американский материал, очень прогрессивный в то время. Скинхеды в костюмах и всё такое, эпоха модов. Остальные играли ритм-энд-блюз. Потом мы заиграли вещи с Западного побережья, затем начали писать собственные вещи. C нами играла одна крыса, он нас просто достал, сейчас он довольно известен, так что я не буду упоминать его имя. Мы работали техперсоналом любимой группы Великобритании и наполняли Speakeasy толпой роуди – было здорово. Мы были просто группой любителей, как мы выжили, я не понимаю. Концерты случались очень редко. Если нам обламывался концерт, это было здорово, мы настраивались и выступали, напивались, чтобы отпраздновать, мы не делали никаких денег.
Я ненадолго присоединился к Wild Turkey, но ушёл прежде, чем они пробились, и присоединился к Graham Bond’s Magic. Я голодал с Грэмом больше, чем когда-либо – что было странно. Мы ездили на концерты, получали двадцать фунтов и возвращались на мели. Я тратил пять фунтов на расходы плюс двадцать фунтов вычитали из зарплаты, и всё! Счастливый, но без гроша. Грэм знал всех этих старых теноров, я их никогда не слышал. В конце концов я, Грэм и его жена ехали в одном автомобиле, а в другом те, кто желал сыграть с нами.
Затем я присоединился к Greaseband в их последние шесть-восемь месяцев. Это как-то меня собрало, я был ещё тем идиотом. Я не был самым приятным человеком, да и сейчас не намного лучше, но это сгладило мои манеры, потому что я думал, что играл здорово, хотя это было не так. И вскоре они сказали мне об этом. Мы съездили в тур по Европе с Леоном Расселом, он просто невероятен. Генри [МакКаллоу, гитарист Greaseband] умудрился сломать руку. Как-то вечером он отправился выпить, потом затянул все эти старые английские песни, типа «Roll Out Barrel» и прочее, и после пяти или шести литров мы все начали петь. А эти шведы разнервничались, мы сказали им проваливать, а один парень скинул мою шляпу, потому что я переживал, что лысею. Генри обернулся, ударил его в челюсть и завязалась большая драка со шведами. Я просто сидел и не мог поверить в происходящее, потому что немного пацифист по натуре. В общем, я держал в руках чувака, смотри! Он сломал два пальца, зато позже отыгрался, когда ударил кого-то. Короче, играли мы после драки не очень хорошо, но последние пару концертов произошли в зале Rainbow в Лондоне, и они были действительно отличными.
Меня это немного остудило, потому что Greaseband были дикими, по-настоящему отчаянными. Великие музыканты, но я не был готов играть с такими людьми. Я не был достаточно хорош даже говорить с ними, и они просто меня охолонили. Пообщавшись с такими безумными людьми, я ушел в мыслях, что мне повезло, что я не столь дикий. Но не повезло, что я не в состоянии играть, как они. Так что я вернулся к работе, чтобы не потерять голову. Возил ковры, потом присоединился к этой партии (имеется в виду группа Gentle Giant). Я знал их как Simon Dupree, и они мне позвонили.
ZZ: Как ты это находишь – присоединиться к группе «аранжированной музыки»?
JW: Видите ли, ближе к концу Eyes Of Blue были группой, умевшими делать вещи с аранжировками, так что я привык играть нечто подобное, но я также любил играть рок-музыку. Я любил играть и то, и другое. Четыре четвёртых классно, если дополняется аранжировками и интересными вставками. Я имею в виду, вы слышите великих музыкантов – Билла Бруфорда и прочих, но они не держат ритм. Поэтому они получили меня, потому что я мог держать ритм и играть аранжировки.
ZZ: Такой ты хочешь видеть группу?
JW: Думаю, да. Я думаю, если вы полностью довольны тем, что происходит, вы попали в страшную рутину. Это всего лишь мелочь, как и любая другая группа. Ты всегда становишься лучше, оно идет дальше и дальше, но я совершенно счастлив. Они могут играть рок, эти ребята.
Источник: The official Gentle Giant web-site
Читайте другие мои переводы интервью и статей о музыке.
Лучшие вещи группы Gentle Giant в одном плейлисте.
