— Давай пацан! Дай им жару! — проревел он.
Флаг загорелся за секунду из-за легко воспламеняемых красок, и для полноты картины я метнул в художественную композицию пару ножей.
«Америка обременена обещаниями и ожиданиями, но её погубила рука неизбежного», — прокричал Ли.
Небольшой барабанный взрыв от Блинки, финальный аккорд от Дэйви.
Тишина.
Пустота.
Пока мы покидали сцену, можно было кожей прочувствовать нарастающий от партера до галёрки гнев. Кое-кто восклицал «дурновкусие!», в основном же публика потрясала кулаками в знак протеста.
Мы забаррикадировались в своей гримёрке.
«Ты всё-таки это сделал, красавчик!» — сказал мне Ли, атмосфера снаружи раскалилась до предела. Баз кое-как пробился к нам: «Вам лучше как можно быстрее выбраться отсюда, они хотят вашей крови!»
С трудом нам удалось добраться до фургона, чтобы разъехаться по домам.
Настроение упало ниже нуля, мы включили «Радио Люксембург»: «До нас дошли сообщения, что группа под названием The Nice сожгла на концерте в Альберт-холле американский флаг в знак протеста против волны прокатившихся убийств в США. Как следствие, группе навсегда запретили выступать в Альберт-холле».
«Ну и ладно, — ответил Ли. — Я не очень-то и хочу играть там снова. Херовая акустика».
Мы усмехнулись, но быстро погрузились в собственные мысли.
Когда я приехал домой, то сразу позвонил бабуле. Ей понравилось шоу, но она так и не поняла, почему в конце никто не хлопал.
На группу, сжигающую флаги, наложен запрет
Поп-группа и телевизионный продюсер вовлечены в скандал, произошедший вчера по причине сожжения флага Соединённых Штатов.
Бумажная версия флага загорелась на сцене королевского Альберт-холла в четверг вечером во время выступления английской группы The Nice. Они принимали участие в благотворительном шоу против апартеида, организованного Тедом Котчеффом.
Возмущенные американцы звонили в американское посольство. Вчера мистер Манди, администратор Альберт-холла, заявил, что мистер Котчефф и The Nice пожизненно отстранены от выступлений в зале.
Комментарий мистера Котчеффа: «Я думаю, что вспышка мистера Манди несколько преувеличена».
Так написал главный английский таблоид. За ним последовали остальные.
Далее наступили серые будни, и мы отправились на концерт в Норвич. Тему подхватила ВВС; смешно, сколько они выпустили яда и злобы на группу, о которой до этого едва слышали.
Мы въехали в пригороды Норвича и стали петлять в поисках места, пока не натолкнулись на длиннющую очередь. То была не обычная очередь в магазин, все эти люди несли на себе печать рок-н-ролла.
— Кто еще играет сегодня в этой дыре… The Beatles? — спросил Брайан.
— Насколько я знаю. Никто — ответил Баз, открывая окно.
— Привет! Вы не знаете, где сегодня играют The Nice? — он задал вопрос толпе.
— Следуй за очередью до конца.
— Ни фига себе! — сказал Ли. — Они пришли на нас.
Нас встретил ликующий промоутер, я такого никогда не видел, да и вряд ли уже когда-нибудь встречу.
«Не знаю, куда мы впихнем всех этих людей, но что-нибудь придумаем. К черту пожаробезопасность. Вы сегодня сожжёте флаг? Было бы здорово».
Я подавил стон. Если толпа пришла посмотреть цирковое представление, то их ждёт разочарование. Так думала вся группа. Мы хотим сделать заявление в музыке, а не в политике.
В зале яблоку негде упасть. Люди сидели на головах друг у друга, слушая выступление, неизбежно приближавшееся в финалу в виде «Америки». Не было ни сожжения фланга, ни цирка, только честное музицирование. Даже без трюков, мессадж поняли все, и мы просто снесли место в хлам.
Immediate Records, пользуясь негативными откликами в прессе, решили внести свою лепту, предложив нам сняться с тремя детьми в масках Джона Кеннеди, Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, чтобы еще больше накалить атмосферу. Журнал Disc написал в июле 1968-го:
Теперь The Nice заинтересовали американскую прессу
Что происходит в Immediate, звукозаписывающей компании, управляемой такими противоречивыми фигурами, как Эндрю «Экстраверт» Олдэм и Тони «Серый кардинал» Колдер?
За последние месяцы они не только привели в ярость верующих людей рекламой альбома Small Faces, пародирующей «Отче наш», но и последовавшей за нею нехорошей выходкой от The Nice, заключавшейся в постере с портретами Джона и Бобби Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, сидящими на коленях группы, а также сожжениями звёздно-полосатого в Альберт-холле во время концерта за мир и против повесток на воинскую службу в клубе Марки.
«America» — последний сингл The Nice. США оскорблены и на то, что произошло, ответили статьей в New York Herald Tribune, где сказано: «В США сожжение флага расценивается как преступление, заслуживающее смертной казни, но в Англии к этому относятся всего лишь как не очень славному поступку».
The Nice ответили через Кена Мьюиса, генерального директора Immediate Records: «Люди по всему миру чувствуют необходимость выразить свои мысли и чувства по поводу американской трагедии, и каждый человек должен использовать средство выражения по мере своих возможностей. Постеры с изображением продуктов насилия будут выпускаться нами и в дальнейшем.
The Nice искренни в сострадании американцам и продолжат выражать свои эмоции любыми доступными способами».
Встреча The Nice с Тони Стрэттон-Смитом в его офисе над клубом «Марки» по Уордор-стрит зацементировала связь, изначально столь зыбкую, что могла развалиться в любой момент. Всё, что хотел Тони — всего лишь обычное письмо о взаимном согласии. Это был подлинный акт альтруизма и у нас появился менеджер!
«Я хочу вас познакомить с очень важным журналистом, который завтра возьмёт у вас интервью, — заявил Тони в тот день в клубе La Chasse. — Он сидит в баре. Вас стоит предупредить: он любит мальчиков».
То, что меня отнесли к категории «мальчиков», особо не напрягло. При знакомстве гораздо сильнее напрягла его интоксикация, отчётливо проступавшая в неразборчивой речи. И сразу стало очевидно, что никакого конструктивного диалога не будет. Где-то в самом начале беседы он без предупреждения дотронулся до моей «сосиски» (или «свадебного инструмента», если хотите). Последний раз, кто это делал, был школьный доктор, который попросил раздеться и кашлять, осматривая меня. Но в этот раз я был не на медицинском осмотре. Я инстинктивно отпрыгнул, не понимая, как это расценивать. Заметив моё смущение, он быстро перевёл всё в шутку и продолжил как ни в чём не бывало проявлять показной интерес к деяниям группы. Это произошло снова, но я был готов. Я схватил его за грудки, вытащил из-за бара и толкнул к стене так, что его голова ударилась о неё. Не помню, что я сказал тогда, я был чертовски зол, но он однозначно уяснил, что я не тот, кто ему нужен. Люди в баре притихли, я же, заметив выражение ужаса на лице Тони, решил, что лучше всего уйти. Не нужно говорить, что никакого интервью не вышло, а The Nice никогда не получили хорошего отзыва от него.
Несмотря на все неудачи, «America» попала в английский хит-парад на 29 позицию 3 июля 1968 г. Композиция длиной в семь минут больше соответствовала категории долгоиграющих пластинок, чем синглов. Тем месяцем мы побили очередной рекорд посещаемости в «Марки», прежде принадлежавший The Rolling Stones, The Who, Cream и Джими Хендриксу, но без инцидента не обошлось. Клуб получил угрозы от разгневанных американцев сделать из меня исторического персонажа, вместе с братьями Кеннеди и Мартином Лютером Кингом. Полиция была приведена в боевое состояние, и при входе в клуб обыскивала каждого на предмет ношения оружия.
В те дни я встречался с юной английской актрисой, обучавшейся в театральной школе Италии Конти. Она снималась в небольших ролях в различных телевизионных программах, её последней ролью, которой она очень гордилась, была роль одной из школьниц в фильме «Учителю… с любовью» с Сиднеем Пуатье. Она была клёвой, с веснушками на носу, обрамленными тёмно-рыжими волосами до плеч. Меня очень интересовали её рассказы о методах актерской игры. Школа, в которой она училась, поощряла импровизацию в виде проявления всех видов эмоций в общественных местах. Очень терапевтический метод! Они носили большое полотно стекла по оживленной подземке, что подвело меня к одной идее.
— Как насчёт того, чтобы приставать ко мне на сцене?
— В смысле?
— Ты и твои подружки сойдут с ума при виде The Nice в «Марки», и вы запрыгнете на сцену с целью разорвать меня на части.
Мы весело потренировались, она разрывала рубашку у меня на спине. Часто наши тренировки перетекали в постель. Настало время шоу, она нервничает и даже выпила несколько крепких коктейлей, чтобы набраться храбрости. Я готовлюсь сыграть соло. Внезапно я чувствую огромное беспокойство в зале и в акробатическом кульбите оказываюсь во втором ряду, где меня раздирает на части компания вопящих фурий, в то время как мою подругу силой выпроваживают из аудитории. Что за восхитительный метод актёрского воспитания! Она так сильно вопила, что Баз с удовольствием выставил её из зала. Я не предупредил База о постановке. Больше я никогда её не видел.
Нас обложили со всех сторон, а мы оказали услугу американцам, укрывающимся от воинской службы во Вьетнаме, сжигавших свои повестки, в то время как Леонард Бернстайн жаловался на то, в каком контексте The Nice использовали его тему из «Вестсайдской истории». В конце концов, он всего лишь композитор. Кстати, мы щедро поделились авторскими отчислениями с издателями Бернстайна. В том же году в интервью ВВС он изобразил заученно-удивлённое выражение лица — The Nice? — как будто никогда и не слышал о нас.
В 1976 году я познакомился с Леонардом Бернстайном в Париже, где ELP записывали оркестр Парижской оперы для «Pirates» из альбома «Works, Volume One». Наш менеджер Стюарт Янг и французский промоутер пригласили меня на его концерт, по окончании которого маэстро принял меня лично. Вероятно, настало время воздаяния. Вместо этого, после представления друг другу, он отпустил всего пару комментариев, оглядев мой прикид: «Мне нравятся твои кожаные штаны» и «Что я делаю в Париже?», видимо сегодня вечером.
Тему «Америки» мы не затронули, что меня обрадовало. Я рассказал ему, что написал концерт для фортепиано, и Бернстайн изъявил желание дать мне некоторые наставления в одном «маленьком-отдалённом-бистро», и он будет рад увидеть меня там. Отбросив мысли о том, что он мог воспользоваться моментом, чтобы трахнуть меня, я записал адрес.
Стюарт и я нашли место где-то на левом берегу. Длинные деревянные столы, на полу опилки, зал освещается свечами — такова картина сладкой жизни ночного Парижа.
Внутри было пусто, мы заказали бутылку красного вина. Медленно бистро заполнялось завсегдатаями, но Бернстайн ещё не появился. Я уже собирался уходить, как под фанфары и с большим апломбом вплыл Il Maestro, с накинутым на плечи кашемировым пальто. Картину дополняли два хорошеньких высокомерных парня в сопровождении. Женоподобное круговое движение руки, напоминающее о королевской семье, можно воспринять как жест, но сейчас избранный просто дал нам понять, что его божественное величество просит не прерывать нашу трапезу.
Мы наслаждались изысканными винами и блюдами, но с его стороны никаких слов признательности не последовало, хотя я очень рассчитывал на них. Тем не менее, я получил персональное приглашение; впрочем, его внимание было где-то в другом месте, наверно, под столом.
С едой покончено… в помещении повисла неловкая пауза… Бернстайн неожиданно обратился к залу сценическим шёпотом, украшенным обертонами тяжелого сарказма.
— Мистер Эмерсон, он сейчас находится здесь, написал концерт для фортепиано.
— Оооо! — воскликнули верноподданные.
— Скажите нам, мистер Эмерсон, сколько частей в вашем концерте?
— Три.
— Ооо, целых три части.
Мальчики, сидевшие по обе стороны маэстро, издали девчачий смешок. Как пара прерафаэлитских книжных полок, они конкурировали в своём подобострастии в надежде заслужить кусок пожирнее от дирижерской палочки маэстро этой ночью. Мы со Стюартом изо всех сил старались сохранять спокойствие.
— Прошу вас, скажите нам из каких форм состоит концерт? — настаивал он с сарказмом.
— Первая часть в форме сонаты, переходящая в каденцию. Вторая — в стиле барокко, а третья больше атональная и прогрессивная… почему бы вам не приехать и самому послушать? Вот адрес студии.
Мы встали, готовясь уйти, у тут я поймал его заинтересованный взгляд.
— Завтра вечером я могу увидеть вас, — он снова вызвал смех.
— Хорошо, до свидания!
На следующий день я предупредил Грега и Карла о возможном визите великого маэстро, в надежде на их лучшее поведение.
— Ну и чё, блин? — последовала реакция Грега.
В семь часов я увидел лимузин и то же кашемировое пальто. Оно, как потертая мантия, подметало двор в направлении к студии.
— Он идёт, парни!
У мальчишки, разносившего пиццу, наверняка от такого желудочный сок в животе взболтался. К сожалению, в студии все были заняты склеиванием плёнки. Вдруг дверь распахнулась и его великолепие вплыло в аппаратную. Грег сидел, водрузив ноги на консоль, и курил косяк. Увидев Бернстайна, он заорал: «Здорово, Ленни-бейби! Ну чё, как она?»
Ленни-бейби, к удивлению, никак не прореагировал на приветствие Грега, как он не отреагировал на «Америку», несмотря ни на своё авторство, ни на мою аранжировку. Но в целом, он был очень доброжелателен: прослушал моё концерт и программную «Pirates». Бернстайн умудрился дать мне несколько советов, смотря при этом на часы.
Во время второй части концерта он упомянул некую Грэндма Моузес (все озадаченно почесали затылок). Что или кто такая Грэндма Моузес, мы и понятия не имели. Маэстро затем выразил обеспокоенность тем, что иногда он боится зазвучать как Бетховен, на что Грег, к моему ужасу, ответил: «Я бы не волновался на этот счёт, Ленни. Ты никогда не будешь звучать как Бетховен».
Бернстайн покинул нас как гордый укутанный в мантию крестоносец. Вероятно, он убедился, что ELP не испортили остальную часть «Вестайдской истории» в выражении протеста против чего-либо ещё.
Несмотря на то, что BBC неохотно проигрывала сингл The Nice из страха быть обвиненной в потворстве, тем не менее, «Америка» следовала за «Fire» Артура Брауна в двадцатке английского хит-парада, в котором соседствовали самые разные стили и исполнители. «What a wonderful world», — пел Луи Армстронг. Я полагаю, что вы разделите его взгляды, если будете курить то же, что и он. «Someone’s left the cake out in the rain (Кто-то оставил пирог под дождём)», — жаловался Ричард Харрис. У Дайонн Уорик не было рецепта пирога, поэтому она спрашивала всех, не знают ли они дорогу на Сан-Хосе. Энгельберт Хампердинк был «Мужчиной без любви (A Man Without Love)». У меня её тоже не было целых пять месяцев. Но настало время перемен.
Я встретил Клео летним солнечным днём в аэропорту Гэтвик. И с того самого момента, как её нога ступила на английскую землю, мне снова заулыбалась фортуна. Вне всякого сомнения, если сравнить скупые капли удачи на чью-то ферму, она была ценным призом, с формами, за которые можно умереть.
Это не прошло незамеченным, когда мы вошли в клуб Speakeasy. Когда, она заказала кока-колу, то попросила целый ящик, чтобы не заснуть! Я, в свою очередь, носился с бесстыжей грацией как с писаной торбой. The Nice сыграли на бесплатном концерте в Гайд-парке вместе с группами Traffic и The Pretty Things.
Когда я проснулся, зевая, с первым лучом рассвета (Эмерсон цитирует строчку из песни Грега Лейка I Believe in Father Christmas – When I woke with the yawn at the first light of dawn – прим.пер.), мой инструмент чувствовал себя неважно. На приеме у доктора подтвердились мои худшие опасения — неспецифический уретрит (nonspecific urethritis, NSU).
Я был раздавлен! Я не собирался никому говорить об этом и не сомневался и в верности Клео. Слово «раздавлен» вряд ли может описать мои чувства, я был просто убит. У неё не было никаких симптомов. Конечно же, я выздоровел физически после курса антибиотиков, но против тоски от любви нет никаких таблеток. Она вернулась в Америку в конце того славного лета, и мы поклялись быть вместе на Рождество. Мой инструмент ушел в заслуженный отпуск.
Работы было много, спрос был ещё больше. Хотя наша недельная заплата в 20 фунтов не казалась соразмерной нашему скромному успеху, то были счастливые времена.
Артур Браун в субботу вечером покинул сцену Национального джазового фестиваля в Санбери под поток отборнейшей брани. Но это было понятное проявление неприятия.
Несколько дней назад Артур планировал кульминацию всех кульминаций. The Nice планировали прибыть на вертолёте, но после захода солнца посадка вертолётов запрещена. Артур тоже намеревался воспользоваться вертолётом, но ему пришлось отказаться от идеи после того, как он услышал о The Nice.
Record Mirror, 17 августа
Большая часть аудитории взобралась повыше, чтобы лучше разглядеть сцену фестиваля. Люди залезали на сооружения, построенные для шоу. Сооружения типа световых установок не выдержали дополнительного веса и повалились. Несколько человек отправилось в больницу.
Эрик Клэптон из недавно распавшихся Cream надел маску, чтобы поджемовать с Джинджером Бейкером. Когда он вдруг обнаружил, что его принимают не так хорошо, как прежде, маска слетела с лица, и толпа как один встала и приветствовала его. «Бог» наконец явил себя людям.
Газета Record Mirror описала кульминацию нашего шоу, к которому я приложил максимум усилий: «Их последний номер «Америка» приняли необыкновенно тепло. Несмотря на то, что сингл редко звучит по радио, он стал хитом. Атмосфера во время концерта была необыкновенной. Динамичная игра Блинки Дейвисона создавала нужное настроение, а потрясающие световые эффекты в конце, когда Кит бросил ножи в орган и поджёг его, довершили дело. Воск на листе пластика, прикрепленный к спинке органа, загоревшись, высветил слово «Nice». Когда огонь погас, из недр органа появился американский флаг. Несмотря на поощрение со стороны аудитории, его унесли со сцены в целости и сохранности».
