Первый прорыв в США
Если Америка была беременна «обещаниями и ожиданиями», то нам это лишь предстояло выяснить. Из аэропорта Хитроу следовал наш трансатлантический рейс до Нью-Йорка. Нам обещали две недели в Scene Club, принадлежавшего Стиву Полу, и, возможно, пару концертов на Западном побережье.
Это произошло в феврале 1968-го. Год, в котором астронавты выйдут на орбиту Луны, и в то же время почтовые расходы поднимутся на шесть пенсов, что приведет к недовольству остального населения Америки. Мартин Лютер Кинг и Бобби Кеннеди начали привлекать вниманию мировой общественности.
Scene Club являлся своего рода гаванью для многих артистов из андерграунда с Восточного побережья. К нему благоволил сам Энди Уорхол, там выросли и обитали Velvet Underground, Нико и Лу Рид. Если ты хочешь покорить Америку, то этот клуб, подобно атомному реактору, может разогнать твою молекулярную структуру настолько, что представления о музыке изменятся у всей планеты. Если ты найдешь своё место в этом мире в нужное время, нужное место находится всего лишь за одной дверью. Шестьсот мрачных тусклых квадратных метров глубоко погружены в недра Нью-Йорка. Кошмар для любого роуди, потому что размер его сцены не больше, чем полка над камином. К тому же она не смотрит прямо в зал с беспорядочно расставленными столами и стульями. Полка могла сузиться, но только не система обеспечения питанием: хот-доги в изобилии лежали на вращающихся полифонических турбинах.
Полет через Атлантический океан являлся новым опытом для всех нас. До этого я летал только на небольшие расстояния. Во время десятичасового перелета (при попутном ветре) мы с ума сходили, обнаружив, что каждое кресло оборудовано стерео-наушниками, где можно услышать музыку на любой вкус.
— Послушай седьмой канал… Майлз Дэвис.
— Что? Эй, на втором канале «Жар-птица»!
Остальные пассажиры были очень недовольны, но терпели. Наконец, подали обед. Кое-кто оставил пакетики с перцем, солью и салфетками на память. Чем ближе мы подлетали к пункту назначения, тем более возбужденными становились. Блинки с Ли умудрились посетить кабину пилотов, и оба возвращались по проходу, бормоча что-то под нос. «Ух ты, круто!» — Дэйви сидел и тихо улыбался. Когда мы приземлились, нас охватило лёгкое разочарование. Знаменитых небоскребов не видно, только какой-то безликий пейзаж. После высадки пришлось стоять в бесконечной очереди к иммиграционному контролю, который, казалось, проверял всех на причастность к родственности убийцы Авраама Линкольна.
— Ух ты! — воскликнул Дэйви. — Глянь на пушку того полицейского. Круто!
Мы видели подобное лишь по телевизору, а теперь сами находимся в центре событий. Люди смотрели на нас с подозрением. Не думаю, что наше появление было таким уж возмутительным. Наши волосы не были столь длинными, но любая длина ниже воротничка вызывала вопрос: «Парни, вы из группы?»
— Да, — ответил я вежливо представителю паспортного контроля.
— На какое время прибыли?
— Это есть в моей визе. Думаю, где-то на месяц.
Далее проследовала длинная пауза, пока он искал моё имя среди отцов-пилигримов и наконец — бац-бац! -—документы проштампованы и возвращены владельцу. «Добро пожаловать в Соединённые Штаты Америки!» — произнёс страж, и я поспешно проследовал дальше, покрывшись гусиной кожей.
В город нас должна доставить специальная машина. Забрав свой багаж (у меня было всё новенькое, специально купленное папой и мамой), мы покатили тележки на улицу, где нас ожидала огромная машина — такую мы никогда не видели.
— Блин, это же лимузин! — заорал Ли.
— Вау! Круто! — ответил Дэйви.
Внутри оказались телевизор, стереофоническое радио, бар и кондиционер — все те роскошества, которых не было в наших конурах в Англии. Блинки включил радио и начал прокручивать ручку настройки, улавливая тысячи станций. В Англии у нас было всего три, и они транслировались в моно. Он нашел джазовую радиостанцию.
— Мы должны пойти в центр города и зайти в джазовые клубы — Village Vanguard и Blue Note.
У Ли были свои идеи, и они не касались дум-дум-дум-дум музыки, как он частенько называл джаз.
Дэйви первым увидел Эмпайр Стейт Билдинг.
— Где?
Мы опустили стекло и высунули головы из окна в направлении Манхэттена, возникшего из облаков смога.
— Думаю, это был он. — ответил Дэйви. — Только что исчез за той высоткой.
Нам удалось увидеть его перед тем, как мы въехали на мост через Гудзон. Знаменитый небоскрёб мне не показался огромным, но угол зрения изменился в тот момент, когда лимузин въехал на остров. На улицах темно из-за грандиозных монолитных структур, решетки на тротуарах изрыгают клубы паров, словно под землей находится ад. Гнилая снедь уличных продавцов впитала в себя загрязненный воздух — вы можете ощутить вкус жареного лука и свинца, но каким-то образом эта смесь заряжает тебя фантастическим воодушевлением.
Мы встретили Эндрю Олдэма в отеле около Центрального парка и провели короткое совещание. Чтобы сэкономить на транспортных расходах, мы арендовали оборудование здесь, и я получил драгоценный урок.
«За день до первого шоу в Scene, — вспоминает Ли. — Мы должны были арендовать Хаммонд для Кита. Денег у нас было немного, и Эндрю Олдэм дал Киту сто долларов на такси. У нас был адрес одного места, но мы не выяснили, как далеко оно от нас. Короче, мы сели в такси, проехали около трех кварталов и оказались у нужного шоурума. Когда мы вылезли, я спросил Кита, взял ли он сдачу, а он ответил, что нет. Я поинтересовался, что он имел в виду. Он ответил: «Ну, водитель попросил семьдесят восемь, и я сказал, что сдачи не надо». «Кит, он имел в виду центы, а не доллары! Ты ему подарил недельную зарплату… неудивительно, что он сжег резину, когда отъезжал от нас»!»
Я купил свою первую американскую еду перед там, как заселиться в отель. Гамбургер и шоколадный коктейль — ничего вкуснее я ещё не пробовал. Наш отель пах совсем по-другому и больше походил на раздевалку регбистов, где не убирают мусор и ещё… маленькие, покрытые бронёй существа с локаторами, поспешно скрывающиеся в трещинах и щелях.
— Терпеть их не могу, что бы это ни было — заявил Блинки.
— Тараканы — заметил Дэйви.
— Накрой их башмаком и отправь в мою комнату — сказал Ли.
— Круто. Я бы не волновался из-за них, — ответил Дэйви. — Если твоя комната чем-то отличается от моей, ты всё равно найдешь у себя целое стадо.
Биологические часы были запрограммированы на английское время, но мы решили съездить в Scene Club. Как только я вышел из отеля и огляделся вокруг, ко мне подошла стройная коротко стриженная блондинка.
— Мне нравится твой акцент… ты должно быть из Англии.
Ничего себе! Я не привык, чтобы особи противоположного пола так открыто подходили ко мне (английские девушки сравнительно более скромные). Плюнув на время, я принял её предложение выкурить косяк и пригласил — её звали Линн — к себе в номер. Проходя через холл отеля, я был вновь поражен тем, что служащие не обратили внимания на то, что вероятно превратится в нечто большее, чем свидание тет-а-тет. У нас дома, как минимум, нужно зарегистрироваться как мистер и миссис и показать свидетельство о регистрации брака. И только тогда вам позволен поцелуй на ночь на месте происшествия. Устроившись в номере, она скрутила сигарету с такой тщательностью, что словить кайф из получившейся соломинки можно только, затянувшись как следует. Но мы оба знали, что то была не главная причина, почему мы собрались здесь, и перешли к более важным вещам.
На следующий день, перед нашим первым шоу, Линн пригласила меня к своему другу, проживавшему в роскошных апартаментах неподалёку от южной части Центрального Парка. У меня не было времени привыкнуть к американской прямолинейности и, по определённым причинам, знакомство с очень привлекательной зрелой блондинкой (приблизительно лет на десять старше меня) заставляло чувствовать себя слегка напуганным. Линн была очень довольна нашим знакомством.
«Разве он не клёвый! Вам разве не нравится его говор?» — её переполняли эмоции.
Но там было совсем не уютно; в квартире присутствовал ещё один парень, который нашёл меня столь же привлекательным, как и Эдгара Гувера. Оказалось, что он — муж подруги Линн и через некоторое время должен был уйти. Мы сидели и пили чай, пока ему не намекнули, что пора знать честь. Тогда две девушки стали еще дружелюбнее и веселее. Они достали таблетки и предложили их мне. Вспомнив о Гамбурге, я отказался.
«Они тебя лучше возбудят, вовсе не потому, что тебе нужна помощь», — прошептала Линн. Происходящее настолько интриговало и что бы ни произошло, я не хотел упускать свой шанс и заглотнул таблетку. Линн протянула ладонь к своей подруге.
— У него большой член.
Я должен сам в этом удостовериться. Не думаю, что он настолько велик, но им понравился.
«Давайте примем вместе ванну», — заявила подруга, как будто произнесла что-то типа «давайте сыграем партию в нарды». Они пошли готовить ванную, раздеваясь при этом.
Там была огромная круглая ванна, пена из которой переливалась не только из-за присутсвия двух разгоряченных женщин.
— Ну, ты идешь к нам?
Подруга обладала телом, по моим незрелым меркам, как у кинозвезды — большая грудь, тонкая талия. Однозначно, о таком я не мечтал и в самых диких снах. Неуклюжий любовный треугольник развернулся на полотенцах, разбросанных на кровати, и в какой-то момент я из участника превратился в наблюдателя. Линн получала огромное удовлетворение от своей подруги (я многое почерпнул из этого урока). Чтобы я не скучал, Линн предложила удовлетворить её подругу. Во время процесса удовлетворения я пренебрег собственным, сосредоточившись на мысли — этично ли трахать хозяйку, особенно в присутствии её лучшей подруги.
Тревога увеличилась, когда в голову пришла мысль, что один мой выстрел должен удовлетворить их обеих и потребуется какой-то время для перезарядки. Несмотря на некоторое замешательство, кажется, все отлично провели время, и мне нужно ковылять в клуб на саунд-чек.
— Увидимся вечером после концерта? — пропели они.
— Обязательно! — прохрипел я.
Улыбка до ушей, мне не терпится попасть в клуб, но к моему разочарованию парни внешне никак не показали свою заинтересованность. Нам предстояло сыграть концерт. Народу набралось средненько, человек двадцать пять. На нас отреагировали скорее из вежливого интереса, поэтому я не мог дождаться окончания нашего последнего сета и вернуться к Линн и её подруге, чтобы повторить спектакль.
В два часа ночи я выхожу в обнимку с обеими. Поднимаясь по ступенькам к такси, я с неудовольствием обнаружил, что за нами увязался какой-то их друг. Ещё больше я забеспокоился, когда уже в квартире, пластинки гремят, пиво льётся рекой — и тут они ведут того парня в спальню, где в обед я предавался утехам.
— Давай, присоединяйся к нам — воскликнула Линн.
Меня не прельщала идея рассматривать волосатую задницу того парня возле моего гарема, и я отказался. «Нет, спасибо. Я лучше здесь посижу и попью пиво».
Уставившись в пол, мне пришлось слушать до боли знакомые звуки её оргазма. Странно, но мои глаза затуманились. Когда туман рассеялся, я сидел и смотрел на пятно на полу, осознав, что плачу. Какой же я дурак! Я решил, что влюбляюсь. Для неё это было в порядке вещей: как руку пожать. Я не мог объяснить или оправдать ни её действия, ни собственные. Я лишь знал, что это неправильно. В начале всё было прикольно, но настало время уйти. Любовные стоны нарастали, я рассчитывал, что они заглушают мои шаги, в то время, как я покидал квартиру. На цыпочках я вышел в коридор и осторожно прикрыл дверь — замок тихонько щелкнул — и вышел в ночь, чтобы добраться до отеля, лечь в постель и накрыться подушкой.
Когда я проснулся, то всё еще чувствовал себя разбитым, но заставил себя подняться. Мне нужно отстроить звучание своего американского Хаммонда. Компания, выдавшая инструмент в аренду, понятия не имела, как я обращаюсь со своим у себя дома. Баз увещевал меня «не перегибать палку» на сцене, что оказалось не лёгким делом. В клубе оказалось пианино, и после обеда я часто просиживал за ним, разбирал ноты в поисках чего-нибудь подходящего для нашей группы. Два парня и девчонка, работавшие в клубе уборщиками, как-то подслушали мои упражнения.
— Бах! — воскликнули они. — Здорово, это же Третий Бранденбургский концерт.
Вторжение меня слегка напрягло, но я позволил им взглянуть на ноты.
— Окей, Гэвин, ты отвечаешь за контрабасы и виолончели, я закрываю альты, скрипки и так далее, а ты, Сандра, играешь верхние партии.
Во взгляде Сандры чувствовалось, что ей уже хватает верхов. Шесть рук лихо пустились извлекать звуки, а три головы играли с листа всю оркестровку. Звуки, что они издавали, напоминали механическое пианино. Вероятно, этот инструмент никогда не подвергался такой интенсивной атаке. Тем не менее, общее впечатление было восхитительным. Опа, они споткнулись на третьей странице… небольшое совещание, как расположить руки… и снова взяли старт. Наконец, они поняли, что отняли слишком много времени, и вернулись к своим прямым обязанностям, а я остался наедине со своими мыслями, стоит ли вообще прикасаться к этому произведению.
Аудитория в клубе росла каждый вечер. Ли не терял бдительности и решил, что Нико из группы Velvet Undergound присутствовала каждый вечер и смотрела на меня. Настало время для меня и Блинки и посетить наших богов. Мы забрались в жёлтое такси и отправились в центр. Это Village Vanguard? Не важно. Что было важно, так это возможность увидеть наших героев — Уинтона Келли, Хэнка Мобли, Кларка Терри и Джимми Кобба. Я вырос на этих звуках, слушая их в доме Джеда, а теперь вижу их авторов собственными глазами. Когда они закончили играть, раздалось несколько вежливых хлопков. Казалось, что большая часть клиентуры зашла просто, чтобы пропустить стаканчик. Как будто перед ними выступал средненький бэнд из гостиничного холла. Я был расстроен. «Большое Яблоко» оказалось слишком крупным для первого раза; я попытался выплюнуть косточки. В музыкальном плане молва о нашем вторжении в США дошла до родных берегов, и то была добрая молва. 10 февраля 1968 года Melody Maker написала: «Nice замечательно выступают на клубной сцене Нью-Йорка, их «Rondo» вызвала бурю эмоций».
Nine times the colour red explodes like heated blood,
The battle is on!
Quick! Find another fire.
Песня группы La Otracina – Nine Times The Color Red Explodes Like Heated Blood — прим.пер.
Девятый раз взрывается цвет красный словно, кипящая кровь,
Битва началась!
Быстро! Найди другой огонь.
Эти слова взяты из посвященного астрологии концептуального альбома группы, чьё название вылетело из головы. Наш репертуар таким образом пополнился новым произведением, которое я грозно нашептывал в микрофон каждый вечер перед тем, как взорваться в спонтанном безумии, сознавая, что из угла на меня смотрит блондинка, Овен, похожая на Ким Новак. После окончания концерта она, казалось, полностью поглощена разговором с барменом. Когда я оглянулся, её уже и след простыл. Синяки ещё не зажили (я получил их несколько дней назад), но я рискнул нарваться и спросил бармена, что это за ангел.
— Она очень милая леди, — вздохнул он. — Учится пению и танцам. Отзывается на имя Клео, хотя, я сомневаюсь, что это её настоящее имя.
— У неё есть парень? — спросил я как можно равнодушнее.
— О нет! Я никогда не видел Клео в компании мужчин. Она хорошая девочка.
Я был заинтригован и в то же время по-дурацки оптимистичен. Я отметил её имя в уме, надеясь, что в следующий раз подойду к ней. Мне нужна компания в городе, который никогда не спит, но не из числа подружек на одну ночь.
Когда мы дошли до её дома, обсуждая по дороге знаки Зодиака, я начал понимать, как был прав бармен — она действительно хорошая девушка. Поцелуй на прощанье и обещание увидеться на следующий день были достаточно невинными, и наш роман разгорался под сводами клуба. Теперь я играл композицию «Aries – The Fire Fighter» с удвоенной энергией.
The Nice отреагировали на удивление сдержанно, глядя на серьёзные намерения с моей стороны. За исключением Ли, остальные предпочитали раскрывать новые сторон своей личности, иногда прибегая к помощи странных субстанций. Они могли продолжать и дальше открывать себя, так как нам предложили две недели выступлений в нью-йоркском клубе Electric Circus. В планах стояло новое посещение Штатов в июне, после апрельского турне по Швеции.
Electric Circus представлял собой один большой близорукий психоделический рог изобилия. Кружащиеся цветные диски, проецирующиеся повсюду, придают нужный дизориентирующий эффект, если кто-то ещё его не достиг. Я не помню наше выступление в тот вечер, сомневаюсь, что и аудитория его помнит. Но мы не пали жертвой наркокультуры. Ли и я в общем больше увлекались выпивкой. Правильнее сказать, Ли был счастлив с выпивкой и первой «свободной».
За день до поездки в Лос-Анжелес я сидел с Клео на балконе Electric Circus и смотрел на толпу. Маленькая леди в сопровождении телохранителя прокладывала себе путь как раз в нашем направлении. Её появление вызвало переполох. Рядом со мной присела Джуди Гарлэнд.
— Мне нравится твоя шляпа — сказала она.
— А мне ваша.
— Хочешь поменяться?
Мы с Джуди Гарлэнд обменялись шляпами!
Самолёт медленно опускался над мигающими огнями и голубыми бассейнами, похожими на бирюзовые и лазуритовые украшения, словно расплескавшиеся на мозаике дизайнера Дэвида Хокни. Во время посадки на экране развлекала Барбра Стрейзанд в роли смешной девчонки со своим огромным носом, вмещающим небольшую мексиканскую семью, веселее всё же смотреть в кинотеатре для автомобилистов. Во всяком случае воздух был менее тягостный, но все же отравляющий. Если вам повезёт, то в хороший день можно увидеть голубое небо, свободное от монолитных мусорных контейнеров. Но, послушайте… здесь играли The Doors! Те самые The Doors, у которых есть псевдо-классическое вступление а ля барокко к зажигающимся огням. Procol Harum до того зажгли ещё один, да и мы тоже. Так что в этом есть доля нашего наследия. Мы находились в той же гримерке клуба Whisky a Go-Go, что и Doors. Удовольствия немного — смотреть на высохшую краску и мух, ползающих по шторам. Баз установил Hammond L100 (делая вид, что на нём играют в холле отеля и очень хорошо заботятся), а мы в это время готовились к пяти дням на сцене клуба.
После первого дня Ли свалился с ларингитом. Нам предстояло растянуть концерт, но мне пришла в голову идея. Мы напичкали Ли антибиотиками, и если хорошенько его встряхнуть, то он звучал как маракасы Мика Джаггера. Лёжа в постели Ли написал кучу текстов.
Даже будучи больным — а он играл на басе, оперевшись о стену, — Ли не мог удержаться от смеха, слушая, как я пою. У него был ларингит, но по мнению остальных, у меня был тяжёлый случай «атлетического голоса», доказательством чему аудитория быстро опустела.
Никогда не видел, чтобы кто-то так быстро шел на поправку.
Аудитория в Whisky сильно отличалась от нью-йоркской. Толпа в Scene сидела и слушала, «Вискари» хотели танцевать или хотя бы немного покружиться. Мы под такие цели не подходили, да и не горели желанием. Терпению пришел конец после того, как какой-то одинокий танцор, затребовав битловскую Money, помог невинному Хаммонду упасть со сцены на пол, разбившись в дребезги. Бедный, он стал частью древесного покрытия клуба.
Веря в слова нашей песни «у нас есть всё, что нам нужно, мы художники», не оглядываясь, мы сели в арендованную машину и направились на север, до зала Fillmore West в Сан-Франциско. С собой у нас было несколько таблеток мескалина.
Ли очень боялся галлюциногенов. Он был убежден, что жизнь и так слишком реальна без всяких искусственных добавок.
Я, тем не менее, «закинулся».
Вдруг стало темно. «Биг Сюр» (район центральной Калифорнии — прим.пер.) располагался где-то слева от нас, но к тому времени, когда подействовала кислота и машина въехала на «пит-стоп», он находился где-то справа. Все, кроме Ли, искали свой рассудок, поэтому мы начали искать Ли. Не получилось, потому что не могли найти даже себя. Что было важнее, так это еда. Вывалившись из транспортного средства как конфетти на свадьбе, мы ржали и хихикали по дороге к огням забегаловки. Мы остановились и принялись разглядывать лица людей.
«Ешьте свой ужин!» — орал Блинки, потревожив какую-то семью. Его нос расплющился по стеклу в окружении остальной части лица.
«Ну че, красавчики! Таким макаром вы еду не получите. Ведите себя, как белые люди!» — ответил Ли, всегда дипломатичный в потенциально недипломатичной ситуации.
Подумав секунду над поведением белых людей, мы так и не решили, что это такое — противоположность поведению черных людей? Если так, то я и понятия не имел об этом. Я просто играл самого себя. Мы доверились Ли и последовали за ним, столкнувшись с исполняющим обязанности… чего?
Наш вид им совершенно не понравился.
Мне наш вид тоже не понравился, но было слишком поздно даже для Видала Сассуна (британский парикмахер и бизнесмен — прим.пер.), чтобы произвести необходимые изменения. В конце концов нам пришлось купить еду из автомата возле соседнего мотеля. Жадно проглотив шоколадные батончики, я вырубился под звуки «Биг Сюра», всю ночь долбившего по мозгам… всю ночь! Такое ощущение, что мой мозг попал в гигантскую посудомоечную машину со стереоэффектом.
В Сан-Франциско мы выступили на следующий день. У Ли пропал один из колокольчиков. Все равно это походило на ввоз большой партии угля в Ньюкасл, только на шее… и в стране цветов. Кроме того, если бы Стив Маккуин слонялся с таким количеством побрякушек в «Побеге», он точно бы докатился до исполнения «Trolley song» (песня из мюзикла «Встреть меня в Сент-Луисе» в исполнении Джуди Гарлэнд – прим.пер.).
Блинки до сих пор испытывал действие кислоты, и когда увидел муляж паука на фургоне фирмы по борьбе с насекомыми, то подсел на измену и уверял, что они его преследуют с самого Нью-Йорка.
На концерте в Филлмор Уэсте мы выступали вместе с The Who и Кэннонболом Эддерли. Перед концертом я набрёл на какую-то лавку и прикупил белый кожаный жакет с бахромой, а также черную байкерскую куртку, как у Марлона Брандо в фильме «Дикарь».
Байк у меня появится позднее.
На сцене Филлмора меня беспокоил один выскочка с недовольным лицом, резко выделявшийся из общей восторженной массы. Он здорово действовал на нервы, брань изрыгалась до самого конца нашего выступления. Я был смущен. Это же земля любви, мира и власти цветов, и ещё никогда мне не доводилось встречаться с агрессией, направленной на меня из зала. Я начал анализировать своё выступления, думая: «Что ж, парень наверное прав». Немного придя в себя в себя после концерта, я тихонько вышел в зал посмотреть на The Who. Тот же выскочка вел себя так же, выкрикивая ругательства в адрес Пита Таунсенда, только ещё более изощренные.
Оперевшись о стену, я стал ждать, насколько хватит Пита терпеть выходки парня. По общим отзывам, Пит был менее сдержанным, чем я. Он доказал это, сняв гитару и ударив ею того выскочку по голове, как будто прибил муху. Мне было стыдно. Не стоит так относиться к тем, кто тебя не принимает, особенно если его уносят на носилках.
